Жди, за тобой придут - Владимир Романенко

— И кто же я есть? — невинно-бестолковым тоном сморозил он дурацкий, но вполне естественный при подобных заявлениях вопрос.

— А вот этого я тебе и не скажу, мой хороший! — В темноте палаточного пространства он не мог рассмотреть, что выражало в этот момент её красивое лицо; почувствовал только лишь пряное дыхание короткого поцелуя. — Наступит время, сам всё узнаешь…

— Ну, хорошо! — успокоился Костя; вернее, сделал вид, что успокоился. — Как насчёт того, чтобы стать моей женой?

— Это, что, предложение? — засмеялась девушка. — В такой позиции меня ещё никто не сватал.

На несколько мгновений в палатке воцарилось молчание.

— Ты так ничего ещё и не понял?.. — сдавленным от возбуждения голосом прошептала она наконец. — Мы были созданы друг для друга, любимый мой! Ты и я специально пришли в этот мир, чтобы стать в нём мужем и женой…

В последующие пять часов желание тешить себя мудрёной словесной патетикой их больше не терзало. Отчаянно-жгучий сексуальный порыв, нахлынувший гигантским цунами, за единое мгновение изничтожил в пыль и прах все жалкие следы ненужной и убогой рассудочности.

Пылающие, как в топке ядерного реактора, тела не желали уступать ни в чём своим хозяевам, бесплотным и бессмертным душам — обитателям тонкого мира. Они тоже стремились переродиться в единое, неделимое существо. И в моменты чувственного экстаза, которых за эту ночь возникло невероятное множество, что-то похожее на окончательное слияние и полное растворение друг в друге им действительно удавалось.

И, когда в палатку стал проникать ласковый утренний свет, Мишино пророчество уже не могло не сбыться…

Часы показывали половину второго. Костя лежал под тонкой простынёй, в квартире на площади святого Якоба, и тихо галлюцинировал воспоминаниями прошедших суток. Он лёг через пять минут после того, как в глубочайшем любовном ступоре вошёл в своё холостяцкое узилище. И вот уже час с лишним валялся, глядя в потолок и ничего не видя, кроме её магически прекрасного лица.

Ей нужно было ехать домой — она итак задержалась на день больше, чем заранее планировала. И им обоим, чего уж тут лукавить, требовалось хорошенько выспаться. За всю предыдущую ночь они так и не сомкнули глаз. Потом ещё много ходили, плавали на деревянных лодках по подземным рекам в знаменитых ремушанских гротах, любовались водопадом Ко, гармонично и толково перемежая эти натуроведческие занятия с сексом в машине, палатке, а также на чистом и целомудренном лоне дикой природы.

«Эх, как же я умудрился такое количество лет прожить без любви?» — поминутно задавал он себе вопрос и тут же вновь погружался в детали прошедшего уикенда.

Между всех этих сладких, хотя и абсолютно непрактичных для данного часа воспоминаний, ставивших под угрозу адекватное исполнение его завтрашних профессиональных обязанностей, у Кости вдруг возникло соображение практического характера. Где-то на самом дне брошенного в коридоре увесистого рюкзака покоилась удачно зарезервированная именно для такой вот ситуации бутылочка Rochefort.

Она, конечно же, была теплой, и первым делом её следовало упрятать минут хотя бы двадцать в морозильник.

Поставив рюкзак на кухонный табурет, Костя начал медленно выгребать на стол всё его содержимое. В основном это были цветастые брошюры, листовки, альбомы и прочий духовный гламур, удачно заготовленный в воскресенье для Эдика.

— Вот она родимая!

Чтобы скоротать неминуемый и тягостный период ожидания, Костя первым делом вымыл грязный стакан, который вытащил из рюкзака вслед за бутылкой. После этого он решительно сел и, за неимением более достойных занятий, начал методом тыка просматривать эзотерический материал, вздымавшийся благородным конусом потухшей Фудзиямы на кухонном столе.

Через какое-то время на глаза ему попался невзрачный буклетик с плоским и ни к чему не обязывающим титулом: «Духовные практики Древнего Востока». Из всей коллекции он, тем не менее, был единственным экспонатом, чьё происхождение Костя мог указать без труда.

— Ага! — обрадовался он, тут же вспомнив загадочного русского атлета, встреченного им в Ремушане. — Вот это уже любопытно! Давайте-ка посмотрим, что за птицу направила ко мне фортуна в качестве «гордого буревестника». Где-то здесь должна быть его визитка, если я не ошибаюсь…

Визитка действительно была вложена в середину буклета. Но когда Костя прочитал стоявшее на ней имя, он, чуть было, не свалился с табурета. «Совпадение, конечно… — мелькнуло у него в голове. — Но какое совпадение!».

Текст на лицевой стороне визитки был следующим:

«The Centre of Oriental Spiritual Practices. Stanislaw Lopatnikov, Senior Supervisor».

Внизу был напечатан брюссельский адрес и телефон. На оборотной стороне более мелким шрифтом давалась та же информация на голландском и французском языках.

Не на шутку заинтригованный Костя начал торопливо листать буклет и через пару мгновений обнаружил, что помимо визитки туда было вложено ещё и маленькое послание, написанное авторучкой на фирменном бланке какого-то отеля.

Уже от первой строчки этого послания у него разом обмякли колени и неожиданно потемнело в глазах:

«Нет, Костя, это не совпадение», — прочитал он по-русски и судорожно вздрогнул: где-то в спальне истошно заверещал мобильник.

Пока он добежал до места, пока вытряс мобильник из кармана шорт, звонок едва не оборвался. Уже давя на кнопку приёма, Костя увидел в окошке дисплея имя и номер Эвелин.

— Костиа, извини, пожалуйста, что я тебя разбудила… — тихим голосом сказала девушка.

— Я не сплю, моя хорошая.

— Я тоже…

Какое-то время они оба молчали, потом Эвелин заговорила снова:

— Костиа, я не могу без тебя…

Кровь ударила ему в лицо, волосы на макушке встали дыбом, сердце отчаянно забилось.

— Хочешь я приеду к тебе?! Дай мне пятнадцать минут!

— Нет, любимый! Тебе дольше будет выгонять машину со стоянки и объезжать пол центра, чтобы попасть на Платтеберг. Я сама приду к тебе домой. Скажи мне твой точный адрес.

Костя назвал координаты, они поговорили ещё немного и разъединились.

В блаженной прострации он вернулся на кухню и только тут спохватился: белеющий клочок таинственной записки лежал среди внушительной кипы глянцевого мусора и намекал своим пока ещё не известным содержанием, что, по меньшей мере, одно пророчество в его жизни уже сбылось.

«…Ты встретишь человека, который даст тебе нечто, написанное на бумаге, и тогда ты вспомнишь всё. Вспомнишь и сразу поймёшь, что настала пора отправляться в путь…» — эти слова хранились в периферийных ячейках Костиной памяти более пятнадцати лет.

Далёкие, ужасные и невероятные события той горькой поры отчётливо всплыли перед его глазами: гибель Оксаны; неделя бессонницы, из-за которой он стал совершенно другим человеком; необыкновенные парапсихологические способности, с годами, впрочем, заметно ослабевшие; тот странный, полубезумный диалог с «английским индусом».