Тень Александра - Фредерик Неваль

Я поставил пакеты в кухне и принялся раскладывать наши покупки в шкафчиках, а отец в это время перебирал мою корреспонденцию.

— Открытка от… Бенедикты? О, ты никогда мне не рассказывал о ней.

— Сотрудница отеля.

— Городской телефон опять подорожал. Скоро он будет дороже, чем сотовая связь. А-а, встреча для переговоров о бойлерной. Она работает?

— Нет, немного барахлит. Прикрепи это на холодильник.

— Ладно…

— А еще что?

Я поднял голову и увидел, что отец с недоуменным видом опустился на стул.

— Что это?

— Имущество Бертрана было продано на торгах, — сказал он угасшим голосом, протягивая мне большой, формата А4, конверт.

— Счетная палата недавно сунула свой нос в счета Лувра, — сказал я, пробегая глазами официальную бумагу. — Им, этим канальям, придется выскрести все до последнего сантима, чтобы заткнуть дыры. Если бы бедняга Бертран знал, чему послужит его имущество… — Я поморщился. — Иными словами, я не вижу, каким образом все это касается меня. Это из Лувра?

Отец осмотрел конверт со всех сторон и пожал плечами.

— На конверте только твое имя. Ни марки, ни адреса.

Я полистал каталог торгов, что был в конверте, и на странице, где содержалось описание дома Бертрана с фотографиями, увидел прикрепленный маленький листок. Когда я понял, что это, мне пришлось сесть, чтобы не грохнуться на пол.

— Что такое? — встревоженно спросил отец.

Не в силах произнести ни слова, я протянул ему документы. Акт о продаже, признанный законным регистрационной палатой, где значилось имя нового владельца дома Бертрана — мое.

— Приехали! — крикнул Ганс, спеша к нам, чтобы достать вещи из багажника моего сияющего новенького внедорожника, который открыла Амина.

Была середина июля, и аромат лесов Фонтенбло окутывал весь Барбизон.

— Балюстраду уже починили, — заметил отец, выходя из дома. — Им надо еще немного времени, чтобы укрепить несколько камней.

Громкий стук заставил нас обернуться, и я расхохотался. Этти возмущенно стучал в заднее стекло машины с выражением детской обиды на лице. Я отстегнул ремень безопасности и открыл дверцу.

— Извини.

Этти повел плечами и выбрался из машины, с пренебрежением глядя на меня.

— Я не собирался… выпрыгивать на дорогу!

— Вот он!

Мадлен в фартуке, повязанном вокруг бедер, тоже вышла из дома навстречу нам. Брат испуганно прижался ко мне. Я обнял его за плечи, успокаивая.

— Этти, это Мадлен. Она будет заниматься тобой. И нами, в конце концов.

— Добрый… день, — боязливо произнес Этти, протягивая ей руку.

Мадлен потребовалось необыкновенное мастерство, чтобы обаять Этти под скептическим взглядом моего отца, но уже через пятнадцать минут Этти был завоеван и снова начал улыбаться своей доброй улыбкой.

— Идем, Ганс проводит тебя в твою комнату, и ты скажешь мне, как ты хочешь ее обустроить, — сказала Мадлен.

Она взяла его за руку и повела на второй этаж, а брат в восхищении оглядел все вокруг. Солнце светило через витражи, покрывая его разноцветными пятнами.

— Вот здесь комната Моргана, а здесь… посмотри. — Ганс подтолкнул его в комнату, которая некогда предназначалась для друзей. — Вот это твой уголок. Я даже приволок сюда ту индусскую штуку, что была у тебя в Париже, — добавил он, показывая на маленький жертвенник, который он с великими предосторожностями перевез.

Этти улыбкой поблагодарил его и осторожно сел на кровать.

— Маленькая, — сказал он, вытягиваясь на ней.

— Маленькая? — вмешался отец. — Она больше, чем та, что была у тебя в клинике.

— Да…

— Тебе нравится? — спросил Ганс.

Брат рывком поднялся и вышел из комнаты, прошел через коридор и остановился на верху лестницы, откуда можно было видеть интерьер всего жилища. Я подошел к нему и обнял его за плечи.

— Добро пожаловать домой, Этти.

— Это… твой дом?

— Наш дом. Настоящий дом, о каком ты мечтал, с чердаком и садом.

— Наш… дом…

Когда мы разобрались со своими вещами, Мадлен подала ужин, который вполне удовлетворил моего отца, известного гурмана, что не помешало ему два раза приложиться к пирожным. Амина, Ганс и отец разошлись по комнатам незадолго до полуночи с коробками печенья, а Мадлен, убедившись, что Этти ни в чем не нуждается, отправилась к себе домой — она жила в пятидесяти метрах от нашего дома. Нашего дома… я еще не вполне осознал, что с нами произошло.

Я вышел в сад покурить и, подняв взгляд, через занавески увидел силуэт Этти. Он раскладывал свои вещи в шкафах.

«Все такой же одержимый…»

Но в этом было и нечто успокаивающее — свидетельство того, что травма, которую он перенес, не изменила его. Он сохранил почти все свои навыки, я в этом убедился. Значит, все дело во времени.

Я уже намеревался пойти лечь, как зазвонил мой телефон.

— Морган?

— Гелиос…

— Это правда, что Этти покинул свои пенаты ради нового дома?

Мои губы растянулись в улыбке.

— Не знаю, должен ли я благодарить вас за этот подарок или же проклинать за то, что мне пришлось перенести?

— Разве я не уверял вас, что вы не пожалеете, согласившись работать на меня?

— Доктор Яннитсис поклялся мне всеми великими богами, что ни один иностранец, кроме Гиацинта, не приходил навестить Этти. Как смогли вы пройти незамеченным при такой охране в каждом коридоре?

— Знаете ли, скромность не самая малая часть моих достоинств.

— Кто вы? И зачем вы ищете все эти предметы?

— Гиацинт прав, профессор. Вы задаете слишком много вопросов.

— Которые всегда остаются без ответа.

— Со временем, когда я лучше узнаю вас… А пока отдыхайте и занимайтесь своим братом. Упразднение вашей должности в Лувре получается весьма кстати.

— Это ваша работа?

— Нет. Но во всяком случае, вы заслуживаете большего, чем эта должность. Вы из породы победителей, профессор, и мне нужны такие люди, как вы.

— Это что, предложение?

— Вы выдержали испытания. У вас есть планы на ближайшую весну?

— Что вы предлагаете?

— Охоту за сокровищами. Точнее, за античной маской, которую я потерял.

— Какого периода?

— Египетская.

— А если точнее?

В трубке послышался приглушенный смешок.