Леди, которая любила готовить - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше… просто ехали. Вещерский придремал, кажется. Демьян следил за дорогой и машиной, которая ощущалась огромной, тяжелой, местами и вовсе, чтобы повернуть рулевое колесо, приходилось изрядную силу применять.
Но справился.
И выбравшись из города, который вдруг показался каким-то на диво неряшливым, размазанным по окрестному плоскогорью, решился прибавить скорость. Мотор заурчал, как почудилось, довольно, и «Руссо-Балт» полетел по дороге. Правда, полет был недолгим. И, пожалуй, следовало признать, что в ряде случаев машины имели преимущества перед лошадьми.
А в доме было людно.
Стоило Демьяну осторожно — не хватало снести чего-нибудь по случайности — подобраться к крыльцу, как Вещерский встрепенулся, потянулся и совершенно неприлично, во весь рот, зевнул.
И из машины вышел первым.
И подхвативши пакеты — а получились они огромными — крикнул:
— Дорогая, я дома!
Дорогая не отозвалась, зато на пороге появилась донельзя хмурая Ляля, которая княжича и взглядом не удостоила, зато при виде Демьяна вдруг расцвела и заулыбалась.
— Доброго дня, — сказала она, но не понятно, к кому именно обращаясь. — А вас уже заждались.
Дребезжал рояль.
Или это было пианино? Или и вовсе клавесин? Демьян как-то не слишком разбирался в музыке, но сейчас, что бы это ни было, звучало оно на редкость мерзко. Нервные неровные звуки складывались в столь же нервную мелодию.
— Дорогая, — с неожиданной вдруг робостью произнес княжич Вещерский. — Я вернулся.
Женщина, мучившая инструмент, — все же Демьян решил, что это был именно рояль, но спроси кто, обосновать бы вывод не сумел — обернулась.
Она была…
Хороша.
Настолько хороша, что сразу становилось как-то не по себе. Этакая ледяная красавица с бледною кожей, со светлыми волосами, с глазами того яркого синего цвета, который у людей обыкновенных встречается редко.
— Ты опоздал к обеду, — сказала она холодно. И Демьян поежился. А еще испытал преогромное желание спрятаться за не такую уж и широкую спину Вещерского. Подумалось, что там, в коридоре, перед бомбою, спина это казалась куда как шире. — Впрочем, мы все к нему опоздали, поэтому обеда не было.
Говорила она спокойно, отстраненно даже.
Впрочем, отстраненности этой хватило ненадолго. Женщина встала. И как-то оказалось вдруг, что ростом она превосходит Демьяна, да и Вещерского тоже.
— Дорогая, значит, никто никуда не опоздал… а это тебе.
Вещерский протянул пакеты.
— Некромант, — очень тихо произнесла Марья, столь тихо, что Демьян едва-едва расслышал. — Скажи, о чем ты думал, сватая моей сестре некроманта?!
— Приехал?! — Вещерский воскликнул это, пожалуй, чересчур радостно. А у Демьяна появилось стойкое ощущение, что он здесь лишний. И что пока его не замечают, но лишь пока, а заметив, не простят невольного свидетельства семейной ссоры.
— Приехал, — Марья уперла руки в бока, донельзя ставши похожей на сестру. — А это кто?
Сбегать было поздно.
— Это? — Вещерский обернулся, будто впервые увидел Демьяна. — А это один очень хороший человек, который очень мне помог. Демьян Еремеевич, позвольте представить вам свою супругу, несравненную по красоте и силе духа женщину…
— Льстец, — пробормотала Марья. — Причем наглый.
— Марья Александровна.
Демьян поклонился.
— А это Демьян Еремеевич… сотрудник нашего ведомства… и героическая личность. Весьма героическая…
— Что, согласился на какую-нибудь твою авантюру? — уточнила Марья.
А разглядывала она Демьяна, пожалуй, чересчур уж пристально. И под холодным взглядом ее сразу стало неловко. Он и без того-то не сказать, чтобы красавец, а еще маска чужая, неудачная, и вовсе делала его человеком несуразным, если не сказать, неприятным.
— Как можно…
— А то я тебя не знаю.
Марья принюхалась.
— Миндальные пирожные?
— И они в том числе. Все для тебя, дорогая… а где Ладиславчик?
— Ладиславчик, стало быть…
— Так ты просила отыскать хорошего человека… а он очень хороший человек, — Вещерский развел руками. — Не его вина, что некромантом уродился. Поверь, лучше и порядочнее его сложно кого-то найти.
— Ну-ну…
— Ты просто настроена чересчур скептически…
— Идите-ка вы в гостиную, — Марья повернулась к инструменту и скривилась, словно от зубной боли. — И найди мне настройщика, а то ведь играть невозможно…
— Может, тогда не надо, раз невозможно? — робко поинтересовался Вещерский.
Однако разве могли княжну остановить подобные мелочи? И усевшись за инструмент, она коснулась клавиш. А дом наполнился дребезжащими нервными звуками, в которых Демьяну чудилось предупреждение. До того чудилось, что просто-таки мурашки по спине побежали.
— Идем, — Вещерский подхватил его за руку. — Видишь, переживает. Попереживает и успокоится… и вообще, нам Ладислава найти надо. Если кто и разберется, почему эта погань умерла и что там вообще творилось, то он и только он… так что, будем считать, повезло.
Упомянутый Ладислав отыскался в гостиной, некогда, надо полагать, обставленной в охотничьем стиле. Ныне в комнате сохранились обои мшисто-зеленого цвета, несколько неоднородные, выцветшие пятнами, что усиливало сходство их со мхом.
Тяжелые гардины были перетянуты шнурами, и тонкие ниточки паутины, скрытые в складках, пожалуй, можно было бы и не заметить.
Но Демьян заметил.
И паутину.
И покосившуюся картину, на которой охотничьи собаки плясали вокруг вставшего на задние лапы медведя. И темные пятна характерной формы. Стало быть, некогда на стенах висели чучела. А вот там, в углу, наверняка держали ружья, не охотничьи, но из тех, которые делают, чтобы людям показать не стыдно было.
Ныне комната казалась пустоватой и несколько заброшенной.
Впрочем, заброшенность, кажется, вовсе не беспокоила молодого вихрастого парня, устроившегося у ног Василисы. Он сидел на полу, положив эту самую ногу себе на колени, и не просто положил, но вывернул самым невообразимым образом. Показалось, что еще немного, и она сломается, потому как не может живой человек вот так вот ноги выворачивать.
— Спокойно, — сказал некромант, ткнувши пальцем в подошву. — Не дергайтесь.
— Я не дергаюсь. Оно само.
Василиса хотела было встать, но ей не позволили.
— Я скоро закончу, — рявкнул некромант и по комнате прокатилась волна силы, той самой, тяжелой, тошнотворной, которая у людей обыкновенных вызывает лишь страх и отвращение.