Дело об Осени - Елизавета Шумская

– Спасибо, – тихо произнес Логан.

– Пожалуйста, – очень серьезно ответил чародей. – Теперь же давайте уже собираться в город. Дел невпроворот. Надо вот еще особняк тушить.

– Сейчас пошлю ребят, – кивнул капитан.

– Я помогу. Все-таки я маг воды, – улыбнулся глава Сыска, кивнул и собрался было уходить, но задержался. – Дэл Вэрл! Я хотел сказать. генерал Нго – сильный боец. Одним словом, я ваш должник.

– Это моя работа, лэр Тацу.

Джейко кивнул. Трудно было ожидать другого ответа. Он уже сделал шаг в сторону горящего особняка, когда его окликнул голос командира СГБР, тихий, но вполне отчетливый… и удивительно наполненный эмоциями:

– Лэр Тацу!

Маг остановился.

– Да?

– Как вы думаете, – Вэрл подошел поближе, – мы можем называть друг друга по имени?

Это было предложение дружбы. Чародей на миг застыл, потом медленно кивнул. Искорки в глазах полыхнули ярче.

– Думаю, вполне… Логан…

Наградой ему стала такая редкая для капитана улыбка.

– Вот и отлично… Джейко.

Собственное имя жутко странно звучало в устах Вэрла, но не сказать, что неприятно. Тацу улыбнулся в ответ и отправился сводить к минимуму разрушения, нанесенные их беготней по особняку.

Скоро к нему подключилась и Лисси, и некоторые из магов «бобров». Тэй чувствовала огонь и могла его потушить, хотя, по глубочайшей уверенности Джейко, вода все же была эффективней. Но этого вслух он не высказал. Через какое-то время все дела были переделаны, и все участники сегодняшних событий отправились обратно в город.

Но не все живыми. Несколько бойцов «летучего отряда» заплатили за честолюбие генерала самую высокую цену.

Свою работу Джейко любил. Ему нравились загадки, вызов, возможность так выстроить события, что преступник сам шел к нему в руки. Но было в его профессии кое-что, что он ненавидел всей душой.

Он терпеть не мог финальных – читай, самых откровенных – разговоров с арестованными.

Тацу давно уже сбился со счета, сколько раз ему угрожали, пытались разжалобить, унизить, запутать, обмануть… да много чего еще. Но не любил он эти разговоры не за это. Вернее, не только за это.

Прежде всего, он их терпеть не мог из-за того, что во время этих бесед становилась видна вся подлость человеческая. Необязательно преступника, но и многих других, кто был повязан в том или ином деле.

Нет, Джейко никогда не тешил себя иллюзиями о чистоте человеческих помыслов, но сталкиваться с темными сторонами человеческой натуры было… трудно и неприятно. Но необходимо.

Вот и сейчас глава Магического Сыска, поджидая, пока Нго приведут к нему, по давно уже устоявшейся привычке сидел за своим столом и проглядывал материалы, собранные его трудолюбивыми «пчелками». Именно проглядывал. Все, что было в папке, он прекрасно знал. И уже не раз пролистал – дабы все мысли и знания поулеглись, выстроились в ровные рядочки.

Но те как-то не выстраивались. Джейко прекрасно знал, что разговор будет тяжелым. Предполагал, и что ему скажут. Легче от этого не становилось. Не раз и не два доблестный начальник Магического Сыска ловил себя на мысли, что сочувствует слишком многим, кто оказывался в этом кабинете в роли обвиняемых. Иногда же, наоборот, оставалось премерзкое ощущение грязи, в которую чуть ли не по уши окунулся. Но много чаще было другое – понимание, что никто не является плохим или хорошим, а порой просто оступается. И что к самым страшным преступлениям дорога порой бывает вымощена благими идеями или по крайней мере ими украшена. И Джейко лучше, чем многие, знал, что есть, есть в душе, сознании человека некий перекресток, от которого дороги ведут в разные стороны. Кто-то выбирает тропинку, что ведет к тому, что обычно называется добром и законопослушностью. А кто-то сворачивает на другую. И ведь не всегда и определишь, какая лучше. Иногда бездействие – читай, равнодушие – худшее из преступлений. А иногда бывают обстоятельства, поступить в которых иначе, чем преступить закон, нельзя. И порой случается так, что люди просто обманывают сами себя, ставя себя выше других и этим оправдывая все. Такие люди даже не осознают, что в принципе могут ошибаться. Они всем своим поступкам, желаниям находят оправдание и сами перед собой предстают чуть ли не святыми.

Джейко же всегда угнетало то, насколько призрачной бывает граница между тем, что можно, и тем, когда твои действия уже становятся преступлением против морали и закона. Сколько раз он сам играл с последним, сколько раз приходилось закрывать глаза на что-то с законом несовместимое, потому что обычное человеческое понимание было на стороне, которую закон осуждал. А сколько раз хотелось собственными руками задушить тех, кого правосудие не трогало! Сколько всех этих «невинных» сволочей продолжало распускать свой гнусный язык, плести интриги и всячески – но, увы, не преступая законы – отравлять жизнь окружающим.

Вот где-то между всем этим и лежала граница. И Джейко никак не мог придумать, как ее четко обозначить, чтобы и самому однажды не перейти. Или не попасть в положение того же Логана или – того хуже – сержанта Нго.

Впрочем, сейчас эти мысли явно были лишними, надо было собраться и продумать линию поведения и разговора.

И почему всякая глупость лезет в голову?

Генерала ввели в кабинет, конвоируя по обеим сторонам. Руки его были скованы наручниками. Джейко полюбовался на гордую выправку, холод во взгляде и жесткую складку губ.

И в очередной раз подумал, как все двойственно.

Нго усадили на стул напротив Тацу. А тот, продолжая разглядывать военного, сделал знак, чтобы руки арестованного освободили.

– Генерал Нго, официально сообщаю, что вам предъявлены обвинения в убийстве, организации проникновения в чужой номер, краже и нападении на официальных лиц при исполнении служебных обязанностей.

– А что же нападение на вашу великоценную особу не включили? – презрительно бросили ему.

– Вам мало? – поднял брови Джейко. – Впрочем, это те обвинения, которые я предъявлю в гражданский суд. Однако вас будет судить Военный Трибунал. – Тацу особо внимательно наблюдал за реакцией Нго, и от него не скрылось, как дернулась щека генерала при последних словах. Он конечно же понимал, что дело передадут именно в эту инстанцию, но слышать подтверждение – это совсем не то, что предполагать самому. Военный Трибунал никогда не славился милосердием и за менее серьезные преступления карал смертной казнью, там редко разменивались на что-то другое. Но даже не это приводило бесстрашного генерала в такой ужас. Там, на суде, если это так можно будет назвать, он столкнется с теми, кто в его жизни до ЭТОГО события были друзьями, соратниками и противниками. И это будет позор. Бесчестье. Самое страшное, что может с ним произойти. – Ваши коллеги будут решать, какие обвинения вам предъявлять, – продолжил Тацу после некоторой паузы. – Если я не ошибаюсь, вы приносили присягу, в которой было и обещание защищать тех, кто кровью своей стоит на защите этой земли. Как бы вам ни были неприятны проныры из нашей Семьи, но мы тоже входим в число тех, кого вы клялись защищать.