Три изысканных детектива - Клод Изнер

— О чем же таком я должна спросить, мадам Пиньо? — осведомилась Айрис, девушка с миндалевидными глазами, только что спустившаяся по винтовой лестнице.

Высматривая фиакр, Виктор почему-то вдруг вспомнил неземное создание, которое прошлой зимой произвело фурор на сцене «Фоли-Бержер». Танцовщица в полупрозрачных одеждах вилась блуждающим огоньком, порхала бабочкой в разноцветных лучах софитов, и эти трепетные пируэты были похожи на его, Виктора, жизнь. Плавная поступь его жизни тоже порой прерывалась змеиными извивами хореографии Лоя Фуллера.[180]Он кружился, сжимая в объятиях тайну, бесновался перед лицом опасности и падал, опустошенный, сдаваясь во власть извечно преследовавшей его скуки. Одна лишь Таша умела развеять сплин и придать смысл его существованию.

Движение было плотным, но фиакров не наблюдалось. Пришлось отправиться пешком. Прорвавшись через громокипящий бульвар Сен-Жермен, Виктор вышел к улице Месье-ле-Пренс. Табличка «УЛИЦА ПЕРЕКРЫТА» его не остановила, и вскоре он уже подходил к тому месту, где стояла мастерская переплетчика. На почерневшей от гари стене здания, к первому этажу которого примыкали мастерская и мебельный склад, черной усмешкой зияла трещина. Страницы растерзанных огнем и водой книг усеивали мостовую. На тротуаре были сложены в кучу стулья, рядом притулился сундук.

— Много жертв? — спросил Виктор у дежурившего на пепелище жандарма.

— Работники мебельного склада как раз перекусывали в бистро «У Фюльбера», когда начался пожар. Повезло им.

— А переплетчик?

— Этому не повезло. Не смог выйти из мастерской.

— Он был моим другом.

— Пожарные говорят, от бедолаги мало что осталось.

Виктор поежился. Обжечь палец спичкой — уже больно, а тут огненная баня… Можно было лишь надеяться, что Пьер Андрези задохнулся раньше, чем до него добралось пламя.

— Известно, как это произошло?

— Пожарные предполагают, что ваш приятель решил выкурить трубку или сигарету рядом с газовой лампой, чиркнул спичкой — бабах! Комиссар с судмедэкспертом повезут тело в морг, но быстро не управятся из-за всей этой катавасии в квартале.

— Будет расследование?

— Ждем инспекторов.

Во время разговора Виктор как бы между делом перешагнул через веревку, натянутую вокруг мастерской, но страж порядка не зевал — ухватил его за рукав:

— Месье, сюда нельзя, попортите нам все улики.

— Простите, я так потрясен… просто хотел удостовериться, что…

— Оставьте мне визитную карточку. Если найдутся какие-то личные вещи, вас известят.

Виктор медленно побрел прочь. Смерть Пьера Андрези поставила его лицом к лицу с самим собой, столкнула в бездну собственного «я», куда он старался не заглядывать. Половина жизни прошла — ради чего? Погоня за редкими книги, бездарно потраченные за изучением библиографических каталогов часы, дурацкие торги с клиентами в лавке — все это вдруг показалось ему таким же бессмысленным, как прежние отношения с женщинами, которых он покорял одну за другой. Каждая победа была всего лишь прелюдией к амурным утехам, поскольку ничего больше не имело значения, и не удивительно, что он пресытился… На подступах к улице Сен-Пер Виктор пришел к выводу, что любовь к Таша — единственное оправдание его присутствию в этом мире, построенном на жестокости, чувстве вины и стремлении к красоте.

«Люди уверены, что для общения с Богом им необходим институт церкви и все его религиозные ритуалы. Но быть может, Бога легче разглядеть, наблюдая за полетом птицы, за тем, как тянется к небу травинка, или любуясь звездным небом, замирая от восторга перед произведением искусства, слушая песню ветра?..»

В лавке «Эльзевир» Виктор с досадой обнаружил, что трех Мойр и один велосипед на посту сменили две матроны. Бланш де Камбрези не заметила, как он вошел, и продолжала вещать, брызжа слюной в мордочку мальтийской болонки, которая съежилась на груди Рафаэль де Гувелин. Отчаянные жесты и ожесточенные кивки последней не возымели действия — Бланш пронзительно разорялась, сотрясаясь от гнева:

— Разумеется, подобные бесчинства недопустимы, и необходимо, дабы власти со всей решительностью обуздали зарвавшихся студентов. Тут я всецело разделяю мнение моего супруга: нашей католической молодежи заморочили голову все эти оккультные секты, исподволь разрушающие наше общество. А откуда они берутся? С Востока! И поток иммигрантишек все растет, шагу некуда ступить — наткнешься на какого-нибудь азиата, и каждый подпевает социалистам! Куда катится Франция!.. Что с вами, дорогуша? Вы застудили шею?

Рафаэль де Гувелин закашлялась, моська зашлась лаем, и хозяйка поспешила поставить ее на пол рядом со своей собакой породы шипперке, которая тотчас оскалилась и зарычала.

— Полно вам, дорогая Бланш, вы наслушались болтовни всяких пустозвонов, — попробовала все исправить Рафаэль. — Христианская добродетель требует быть терпимыми, не так ли, месье Легри? Где же вы пропадали? Нехорошо с вашей стороны заставлять нас ждать!

Заметив наконец Виктора, Бланш де Камбрези торопливо сменила тему, но ушла не слишком далеко:

— Известно ли зам, что в мире неуклонно растет число разводов? В Японии, к примеру, один развод приходится на три свадьбы. Приветствую вас, месье Легри, да-да, это опять я, ваша клиентка. Мне совершенно необходим «Синий ибис» Жана Экара.

Виктор снял шляпу и приложил все усилия, чтобы в голосе не прорвалась враждебность, — воинственные интонации, как и собственно разглагольствования Бланш де Камбрези действовали ему на нервы.

— Здравствуйте, дамы. Жозеф вами займется.

— С нетерпением жду встречи с вашим управляющим, однако он был настолько нелюбезен, что удалился в хранилище. Хорошенький прием у вас тут оказывают постоянным покупателям!

Виктор с трудом подавил раздражение:

— Прошу вас подождать еще пять минут, мне нужно срочно поговорить с месье Мори. — И без дальнейших объяснений помчался наверх по винтовой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Бланш де Камбрези яростно поправила пенсне.

— Что за манеры! Ничего удивительного, что он живет во грехе с этой русской эмигранткой, которая повергла в ужас достойных людей в галерее Буссо и Валадона. Порядочные девушки блюдут себя до свадьбы, а затем посвящают свою жизнь хлопотам у домашнего очага и воспитанию детей!

— Ну, не все, дорогая моя, не все, — усмехнулась Рафаэль де Гувелин. — К примеру, старейшая подданная Великобритании Полли Томсон, каковая намедни отпраздновала свой сто седьмой день рождения, никогда не была замужем, ибо полагает, что мужья заставляют жен работать как проклятых. Она рассудила, что предпочтительнее будет добывать пропитание только для самой себя.

— Надеюсь, у нее еще остались зубы, чтобы сгрызть добытую корочку хлеба, орошая ее солеными слезами одиночества, — фыркнула Бланш де Камбрези.