Трое в песках - Юрий Никитин

— Излови коней! Олег аки орел пойдет в поднебесье, а намкак?

Таргитай кинулся ловить: Олег аки орел, хотя пока что наорла похож мало, Мрак перекинется волком, только ему, неудахе, идти допосинения, а черные вороны и так уже присматриваются прямо на лету,уговариваются: кому печень, кому селезенку, а кому и в заднице долбаться…

Когда Олег кое-как напялил одежду — руки тряслись будто куркрал, — Мрак потребовал уже посуровевшим голосом:

— Рассказывай.

— Что? — спросил Олег несчастным голосом.

Он все еще был бледным, дышал тяжело, выглядел сразупохудевшим, измученным, словно на нем воду возили. Лиска с готовностью принеслабаклажку, Олег выхватил, струйка воды полилась мимо рта. Мрак смотрел сбрезгливой жалостью.

— Летать, поди, интереснее, чем рыскать серым волком. Можнопогадить на голову, никто не достанет. Только ноги поджимай, за тучи задеваешь,а нам только дождя не хватало!

Олег вздрогнул, все еще бледный, яростно почесал икры.Таргитай привел коней. Лиска с готовностью взлетела в седло. Олег же попросил сбледной улыбкой:

— Я сейчас и на щепку не взлезу, дайте перевести дух… Такогостраху за всю жизнь не видывал. И на сто лет вперед насмотрелся.

— Во храбрый будешь! — обрадовался Мрак. — Прямо Тарх. А чемтебе в небе не нравится? Крылья без перьев? Или шерсть не такая?

Олег сказал тревожно:

— Мрак, я сам не помню, как взлетел, во что превратился.Внезапно меня понесло, а когда оказался над землей, уже колотил крыльями, чтобыне грохнуться мордой о землю. Да и то не очень получилось.

Лиска нехотя слезла, начала собирать хворост. Таргитайперехватил взгляд Мрака, оборотень не возражает против привала, тоже приволокпару сушин, развел костер. Олег кое-как доковылял к огню, его передергивало, аруки все еще тряслись. Амазонка чуть не разрывалась от жалости, укрывала емуплечи одеялом из шкуры. Олег кутался, лязгал зубами.

Ели забитого Олегом зайца. Олег вздрагивал уже реже,вымученно растягивал губы. Слабый румянец окрасил щеки, но под темной от солнцакожей не рассмотреть. Мрак ел, морщился, сказал громко:

— Вот теперя наедимся от пуза… Олег нам в небесах будет битьуток! Аки орел выглядит издали самых жирных, а потом аки отважный соколшарахнет грудью — только перья из дур брызнут… нет, брызнут не перья, а перьяпосыпятся, как с него — столько Олег нам их нашарахает!

Таргитай доверчиво подхватил:

— А в самом деле! Олег, ты и селезня влупи, чтобы Мракуперья на стрелы поярче, а то бегаю-бегаю… Пока все разыщешь…

Олег смотрел с вымученной улыбкой. Лиска поправляла одеяло,укутывала, с негодованием поднимала голову, где в темнеющем небе реяли тени — каркают,проклятые, пугают! Без них на небо смотреть страшно.

— Страшно, — сказал он наконец. — Мрак, ты же знаешь… И ты,Тарх. Только ты, Лиска, не ведаешь, что я, в отличие от своих друзей, отвагойне блещу. Мне и на ровном месте бывает боязно, а тут вдруг хуже, чем на краюпропасти! Будто уже падаю…

— А крыла зачем? — спросил Таргитай негодующе.

— Крылья, Тарх, как твоя дудочка — уметь бы пользоваться.Птица рождается с крыльями, и то не сразу ширяет под облаками.

— Ты был похож больше на летучую мышь. Большую и гадкую.

— Но хищную, — добавил Мрак с насмешливым одобрением. — Какзайца шарахнул! Прямо в норе, надо же. Орел!

— Который дерево клюет, — добавил Таргитай ехидно. — Олег,не прикидывайся. Поди, сердце скачет от радости. Мне бы полетать — полжизни быотдал!

— Это немного, — сказал Мрак посуровевшим голосом. — Ее намосталось совсем ничего. Если Олег не научится летать, если рак не свистнет, аТаргитай не поумнеет…

Лиска заботливо поправила одеяло — Олега снова трясло.Обеими руками придержал прыгающую челюсть. Таргитай сказал торопливо:

— Мрак, не будем его мучить! Он боится до свинячьего писка.

Олег искоса бросил испуганный взгляд на Лиску, та опять непоняла Таргитая — сказано, дурак, — сказал неустойчивым голосом:

— Вообще-то я летал. Хоть и не очень долго.

— Да и унесся не совсем далеко, — добавил Мрак невиннымголосом. — Но все-таки летал! Олег, мы скалим зубы, потому что дохнем отзависти. Хоть мордой в землю, но — летал! Хоть как пьяная кожаница, но — накрыльях. Хоть…

— Летал-летал, — прервал Олег торопливо. — Я понимаю, мыприжаты к стене, хоть тут стен не видно. Кому-то надо наверх, я понимаю. Еслибы можно было Мрака или даже Тарха, хотя он будет дудеть и там…

— Тарх стал бы жаворонком, — сказал Мрак. — А если бы получилосьу меня…

— В волка с крыльями, но во что обернулся я? Ума не приложу.

— Ничо-ничо, — сказал Мрак успокаивающе. — Зато доказал своюмудрость снова. Без штанов воспарил под облака — стирать не пришлось. Всенаперед предусмотрел. Ты прямо ведун. Глядишь, нарекут под старость ВещимОлегом. Вот только не дожить нам до старости…

Костер прогорал часто, Лиска суетилась, стаскивала отовсюдусухие стебли — ее мудрому другу снова стало холодно. Над огнем вспыхивалиискорки: сгорали мошки. Возможно, только-только учились летать.

— Я попробую утром, — пообещал Олег сдавленно. — Надоучиться.

— Может, ночью? — предположил Мрак. — Таких пташек при светедня не видывал. Зато когда наешься на ночь, то в кошмаре… вроде бы как раз тебяи видывал.

— Давайте спать, завтра день еще труднее. Я на страже.

— Куда уж труднее, — проворчал Таргитай замученно. — Этотолько Олегу в радость — летал! И завтра еще полетает. И послезавтра… ипослепосле…

Он повалился навзничь, захрапел. Мрак ухмыльнулся, поставилсекиру между ног. Его глаза без натуги пронизывали сгустившийся воздух. Олегдолго сидел неподвижно, смотрел в пляшущие красные языки. Сухие стебли трещали,как снег при морозе, сгорали сразу. Амазонка подбрасывала в огонь веточкиредко, берегла.

Когда наконец легли, Мрак долго слышал возню, но огонь ужепрогорел, угольки погасли, видел только двигающиеся тени. Он отвернулся, неувидел, как одна тень бесшумно поднялась, скользнула в ночь. Немного погодявторая, пригибаясь на звездном небе, неслышно двинулась следом.

В полночь Мраку почудились странные звуки. Ночной воздух былтемный и неподвижный, как вода лесного озера, слышно было треск кузнечиков,сиплый крик дальней ночной птахи. Подрагивала земля, иногда, как бы порывамиветра, докатывались волны едва уловимого запаха — неприятного, но знакомого.