Маска Атрея - Эндрю Джеймс Хартли

Бауэрс повернулся и подпер деревянный ящик на колесах, пока Белый Кролик спускал его на гравий.

— Надо занести в дом, — сказал парень. — А с ней как?

Дебора вдруг почувствовала, что надо что-то сказать, надо отсрочить любое решение, к которому он может прийти.

— Тебе интересно, когда я узнала? — заговорила она. — Давно. Помнишь ночь, которую мы провели в Афинах? Ты тогда сказал, что знаешь, что я имею в виду, когда говорю, как смотрел на людей Ричард? При нашей первой встрече ты сказал, что никогда не встречался с Ричардом. И думаешь, мне не пришло в голову, что никто, кроме нас с тобой, не видел адрес, по которому лаборатория собиралась отослать результаты исследований? Думаешь, мне никогда не приходило в голову, что в Греции какой-то маньяк все время пытался меня убить, а ты был единственным, кому я сообщала по электронной почте свои планы? Что этот маньяк, кто бы он ни был, считал, что я знаю нечто, — нечто, что ты видел на экране моего компьютера, — и никто, кроме тебя, не знал, что я видела письмо, которое ты послал Ричарду в музей? На самом деле, Кельвин, я все поняла даже раньше. Еще в первый день, когда мы познакомились и ты сказал, что этот «варварский» томагавк подтверждает доктрину предначертанной судьбы. Думаешь, я не поняла сразу, что ты — идиот, помешанный на превосходстве белой расы?

Нет. Неправда. Ты должна была понять, но не поняла. Пока не увидела татуировку. По крайней мере тебе следовало бы знать, что мужчина с такой внешностью не будет ухаживать за женщиной вроде тебя.

Их упущение.

Теперь ты вновь обрела антиромантическую дерзость. Очень жаль, что ее не было раньше, когда ты говорила с Кернигой и не сказала абсолютно ничего обо всех нитях, которые начинала увязывать, обо всех мерзких «хлебных крошках», которые вели прямо к дверям Кельвина Бауэрса.

Не знала? Не знала наверняка.

Кельвин смотрел на нее. Дождь заливал его лицо, но он, казалось, этого не замечал.

— Кому еще ты сообщила?

Дебора не ответила, глядя ему в лицо со всей дерзостью и презрением, какие смогла собрать.

Кельвин слегка улыбнулся — насмешливой, многозначительной улыбкой, которая говорила, что он ей не верит, но все нормально. Пока.

— Мы запрем ее вместе с ним, — сказал он. — Пусть хорошенько все вспомнит. А если она сомневается в нашей серьезности, то, что она увидит здесь, убедит ее в обратном.

Наверное, когда-то это был жилой дом, хотя строение не походило ни на один из виденных ею домов, скорее на храм, древнегреческий храм из белого камня с колоннами.

Кернига предположил, что «Атрей», вероятно, унаследовал много денег от теневого бизнеса, которым его основатель занимался во время войны. Дом, надо полагать, был выстроен на эти деньги. За огораживающей двор стеной слышался близкий неравномерный гул дорожного движения, однако точно определить, откуда он доносится, было невозможно.

— Это построил мой предшественник, — Кельвин взял ее за локоть, — человек, с которого все началось пятьдесят лет назад. Мистер Эдвард Грейвс. Великий человек и мой большой друг. Почти отец. Как жаль, что он не дожил до своего триумфа. Я устроил здесь ритуальный зал для нашей маленькой организации, но юридическая связь очень косвенная.

— Буржуазное уродство, — пробормотала Дебора.

— Я имел в виду не дом, — объяснил Кельвин, — хотя его тоже построил мистер Грейвс. Дом, однако, несуществен. Это просто оболочка.

— Для чего?

— Скоро узнаешь. — Он выглядел довольным, даже немного возбужденным.

Невысокие каменные ступени вели к большим двойным дверям, и Дебора пошла к ним; Белый Кролик перетаскивал самодельный пандус от фургона к лестнице.

Она остановилась, ожидая, пока Кельвин отопрет двери, стараясь держаться подальше от бритоголового парня со злобными и жестокими глазами и размышляя, не попытаться ли сбежать. Если ее пристрелят здесь — будет ли это хуже того, что ждет внутри?

— Входи. — Кельвин изящно повел рукой — словно вельможа восемнадцатого столетия.

Они попали в квадратный вестибюль и прошли по коридору с темным паркетным полом и картинами в рамах, изображающими атлетичные мужские тела, суровые пейзажи и древнее оружие. На одной стене висели черно-белые фотографии классических статуй — или их копий, — выставленных в музейных витринах и увешенных свастиками; везде на видном месте были даты — конец 1930-х годов — и простое слово: «Берлин». На одной из фотографий верховное командование нацистов в полной парадной форме осматривало знаменитого мраморного дискобола.

Потом, все так же держа Дебору под дулом пистолета, Кельвин наклонился и отодвинул в сторону персидский ковер, обнажив прямоугольник из дерева, выцветшего меньше, чем остальной пол. Он щелкнул парой утопленных латунных задвижек, и пол медленно ушел вниз. За люком оказался каменный пандус.

— Сюда, — велел Кельвин, явно довольный выражением ее лица.

Дебора шагнула вперед и встревоженно вгляделась в темноту. Было что-то знакомое в больших каменных блоках стен.

— Давай. — Он подтолкнул ее стволом.

Дебора напряглась, потом начала спускаться. Кельвин позади нее поднял и включил большой фонарь. Она пригнулась, спускаясь в люк, и на мгновение почувствовала теплый запах досок, но по мере спуска по каменному пандусу его сменил аромат влажной земли. Свет выхватил каменные стены, и она почувствовала, как становится холоднее. Они были уже на полдороге, когда Дебора разглядела, где заканчивается каменный пандус.

— О Господи...

— Точно, — отозвался Кельвин. — Впечатляет, а?

Внизу были тяжелые двери между двумя крепкими колоннами. Над массивной притолокой установлен треугольный камень, украшенный парой имперских львов. Сокровищница Атрея из Микен, воспроизведенная так, как она первоначально выглядела, перенесенная в сердце Атланты и высеченная из гранита Джорджии.

Дебора споткнулась.

— Точная копия оригинала, — сказал Кельвин, — в масштабе один к трем. Ее больше десяти лет тайно строили частные подрядчики. Очень частные. Большую часть работы выполняли наши люди. Этого святилища нет ни на каких чертежах дома. Здание можно обыскивать от крыши до подвалов, и никто ничего не найдет.

Позади нее Белый Кролик пыхтел, спуская ящик на колесиках по пандусу.

— Не понимаю, — произнесла Дебора. — Я думала... Не понимаю.

Кельвин только улыбнулся своей ласковой знающей улыбкой, достал из кармана тяжелый ключ, а из кронштейна на стене фонарь.

— Еще бы, — сказал он, вставляя ключ в замок. Механизм щелкнул в нескольких местах массивных дверей, и, когда он распахнул двери в непроницаемую тьму, Дебора услышала отдающееся внутри эхо.

— Ты думал, я войду сюда и сразу поверю, что ты всерьез настроен меня убить? — спросила она, несколько восстановив душевное равновесие. — Это подтверждает только то, что ты псих.