Свои-чужие - Энн Пэтчетт

— Хотела бы я остаться, — сказала Франни, и это отчасти было правдой.

Да, она бы хотела подняться в свою комнату и лечь на свою кровать, но вот совершенно неизвестно, стоит ли еще там эта кровать.

Берт кивнул:

— Знаю. Я рад, что ты вообще сумела выбраться. Мне очень приятно, правда.

— Когда ты улетаешь?

— Выеду загодя, — ответил он. — Чтобы не попасть в пробки.

Франни встала и обняла отчима.

— С Рождеством, — сказала она.

— С Рождеством, — повторил Берт, и, когда он отступил, чтобы взглянуть на нее, глаза у него были влажные. — Езжай осторожнее. Если с тобой что случится, твоя мать меня убьет.

Франни улыбнулась и поцеловала его, подумав, что Берт до сих пор все в своей жизни оценивает по принципу, что Беверли спустит ему с рук, а что нет. Она надела туфли у входной двери и вышла на снег. Берт выключал в доме свет, и она минутку постояла на крыльце, глядя, как ложатся снежинки на рукава ее бархатного платья. И вспоминала ту ночь, когда не смогла найти Элби. Берт работал в кабинете внизу, а мать на кухне занималась французским. После обеда прошло уже много времени. Валил снег, прямо как сейчас, и в доме стояла полная тишина. Франни гадала, куда делся брат. Обычно к этому времени он приходил к ней в комнату делать уроки или, наоборот, поболтать, вместо того чтобы заниматься. Она лежала поперек кровати, читала «Возвращение на родину», внеклассное чтение по английскому. Элби, конечно, приходил не каждый вечер, но, если он был не у нее, она обычно слышала, как он смотрит телевизор или ходит по дому. Она все прислушивалась, а потом наконец отложила книгу и отправилась на поиски. Его не было ни в комнате, ни в ванной, ни в кабинете, ни в гостиной, куда он, впрочем, вообще никогда не заходил. Обойдя весь дом, она пошла в кухню.

— Где Элби? — спросила она у матери.

Та покачала головой и что-то пробормотала: вероятно, это должно было означать «понятия не имею». Она так и не научилась говорить по-французски.

— Увидишь его, дай мне знать.

Ее красавица-мать, удивившись на секунду, оторвалась от книги и кивнула.

— Конечно, — сказала она.

Франни и не подумала постучать в дверь Берта и спросить, не видел ли он Элби, или убедиться, что Элби не с ним. Ей это даже в голову не пришло.

Вместо этого она вышла через заднюю дверь. Она не переоделась после школы и по-прежнему была в форме: юбка в складку, гольфы, двухцветные туфли, спортивный джемпер поверх белой блузки. Мать не велела ей надеть пальто и не спросила, куда она собралась, как спросила бы, выйди Франни из задней двери в снежную ночь несколько лет назад. Мать совсем потерялась в море неправильных глаголов.

Франни заглянула в гараж, но и там Элби не было. Обошла вокруг дома, потом прошлась по улице — два дома в одну сторону, три в другую. Поискала на снегу следы велосипеда, но ничего не нашла, кроме отпечатков собственных ног, расходящихся во все стороны. Она уже продрогла, и волосы у нее намокли. Она встревожилась, хоть и не слишком. И не сомневалась, что сможет его найти. Решила вернуться в дом за пальто и, проходя по подъездной дорожке, за кустами самшита возле входной двери увидела Элби — вернее, лишь несколько дюймов его головы. Завернувшись в красный спальный мешок, он смотрел в небо, на падающий снег.

— Элби? — сказала она. — Ты что делаешь?

— Замерзаю, — ответил Элби.

— Так перестань. Пошли в дом.

Увязая в мягком снегу, покрывавшем лужайку, она наконец добралась до него.

— Я слишком укуренный, — сказал Элби.

Вокруг каждого фонаря на улице, каждого светильника на крыльце мягко искрился снежный нимб. Все остальное тонуло во тьме.

— Никто не заметит.

— Заметят, — уперся он. — Я укурился в хлам.

— Ты же не можешь остаться тут.

Франни начала дрожать. О чем она вообще думала, выходя без пальто.

— Могу, — ответил он.

Голос у Элби был мягкий, невесомый — снежный голос.

Франни шагнула между кустами самшита, готовясь поднимать Элби. Он был выше ее ростом, но тощий, и потом, не станет же он отбиваться. Но как только оказалась рядом с ним, поняла, чем ему так приглянулось это место: ты отсюда видишь всех, а тебя самого не видно. Карниз крыши большей частью закрывал их от снега. Теперь Франни почувствовала идущий от Элби запах травки, сильный и сладкий. Они иногда выпивали вместе, иногда курили сигареты, но до травы дело пока не доходило. Пока.

— Пусти-ка меня, — сказала она.

И тогда Элби поднял руку, не сводя глаз со снега, и она устроилась рядом с ним. Спальный мешок был набит пухом, и, когда они завернулись в него вдвоем, стало заметно теплее. Так они и сидели, привалившись спинами к кирпичной стене дома, а прямо перед ними возвышалась колючая изгородь. Они смотрели, а снег все падал, и падал, и падал, пока им не стало казаться, что это они падают.

— Я скучаю по маме, — сказал Элби.

В тот единственный год, когда они были очень близки, он произнес эти слова лишь однажды, и только потому, что совсем укурился.

— Знаю, — ответила Франни, потому что и вправду знала.

Она точно это знала, и поплотнее укутала их обоих спальным мешком, и они так и сидели вместе, пока у нее не онемели ноги и она не сказала, что пора зайти в дом.

— А я уже давно ног не чувствую, — ответил он. Они обнялись, чтобы не свалиться. Парадная дверь была заперта, так что они прошли по подъездной дорожке, волоча за собой спальный мешок. Мать Франни уже ушла из кухни, но из-под двери в кабинет Берта все еще пробивался свет.

— Я тебе говорила, никто не заметит, что ты накурился, — сказала Франни, и почему-то Элби от этого разобрал смех.

Он сел на пол, натянул спальный мешок на голову и хохотал, пока Франни доставала хлопья и молоко.

Франни стряхнула снег с плеч и пошла к внедорожнику. Она никогда не рассказывала об этом Лео. Собиралась, но почему-то решила промолчать. Теперь она понимала: когда-нибудь придет время и случится ночь вроде нынешней, и тогда с ней будет эта история, никому в целом мире не ведомая — никому, кроме Элби. Нужно оставить что-то и для себя.

* * *

Энн Пэтчетт родилась в 1963 году в Лос-Анджелесе. В возрасте шести лет переехала с семьей в Нэшвилл. После окончания колледжа занималась журналистикой. Ее первый роман «Святой покровитель лжецов», вышедший в 1992 году, удостоился высокой оценки литературной критики. С тех пор Пэтчетт написала еще шесть романов и три нехудожественные книги, получила целый ряд престижных литературных наград, в том числе премию Orange, премию ПЕН/Фолкнер и премию Американской ассоциации книготорговцев. В 2011 году она открыла в Нэшвилле собственный книжный магазин «Парнас».