Большая игра - СкальдЪ

он попросил меня остаться в Хиве на четыре месяца. Вернись я в Петербург в августе, и еще неизвестно, как бы все в итоге сложилось. Так что друга я до конца не простил, хотя он ничего в тот момент не знал, и зла мне не желал. Просто так получилось.

— Ты поедешь в Константинополь военным советником и пробудешь там, пока слухи не улягутся и вся эта ситуация не забудется. Тем более, скоро война, твои навыки разведчика окажутся в Турции к месту. Согласен, Михаил?

— Согласен, — я лишь пожал плечами. Турция, так Турция. Это не наказание, а так, баловство.

На следующий день я выслушал короткий и энергичный инструктаж генерала Обручева о том, чем мне надлежит заниматься в Османской Империи. Через сутки я уже сел на поезд и отправился в Москву, оставляя в столице Катю Крицкую и частичку своего сердца. Тогда мне казалась, что этой ране никогда не суждено зажить до конца.

Жаль, но мне так и не удалось встретиться с Пашино, Менделеевым, Пржевальским и еще рядом лиц, которых я очень хотел увидеться. А еще мне совсем неожиданно захотелось попасть на прием к Иоанну Кронштадтскому, которого впоследствии причислят к лику святых. Я бы с огромным уважением выслушал его соображения касающиеся Бога и судьбы.

Москва, неделя в родной усадьбе и вновь поезд, на сей раз до Одессы, по железной дороге, которую построили по нашей с цесаревичем инициативе.

Покинь меня, мой юный друг,

Твой взор, твой голос мне опасен:

Я испытал любви недуг,

И знаю я, как он ужасен…

Но что, безумный, я сказал?

К чему укоры и упреки?

Уж я твой узник, друг жестокий,

Твой взор меня очаровал.

Я увлечен своей судьбою,

Я сам к погибели бегу:

Боюся встретиться с тобою,

А не встречаться не могу.

Так писал Кондратий Рылеев. В его стихах я неожиданно нашел успокоение, хотя раньше они казались мне сентиментальной чушью.

В Одессу я приехал в начале марта. Градоначальником города служил тайный советник Николай Иванович Бухарин. В его богато обставленной приемной, с лепниной на потоке и пальмах в кадушках, я дождался, когда он соизволит меня принять, после чего передал ему личное письмо от цесаревича Николая. Не знаю, что там было, но Романов явно решил повысить мой статус, доверив подобное поручение.

— Присаживайтесь, Михаил Сергеевич, — невысокий и «кругленький» тайный советник неожиданно разнервничался, словно я доставил приказ об его аресте. — Что ж вы сразу не сказали, что привезли письмо от самого Николая Александровича?

— Так вышло, ваше превосходительство, — я осмотрел градоправителя. Что, неужели казенные деньги ворует? Или просто опешил от неожиданности?

Николай Иванович сразу же сломал сургучную печать с двуглавым орлом, вскрыл письмо, прочитал его и мигом успокоился.

— Так-с, приказ мне ясен. Чем я могу быть вам полезен, господин подполковник?

— Собственно, ничем. По приказу Военного Министерства я направляюсь в Константинополь. А в вашем прекрасном городе задержусь на день или два, дожидаясь парохода.

— Превосходно. Тогда я вас больше не задерживаю, если что, обращайтесь по любому поводу.

С тайным советником мы расстались и я поселился в гостинице «Петербургская» на Приморском бульваре, рядом с памятником дюку де Ришельё.

Гостиницу недавно перестроили, добавив балконы, из которых открывался вид на Черное море. Номера оборудовали ваннами и душами, прислуга говорила на четырех языках и спешила выполнить практически любое желание. Обед из пяти блюд с вином здесь стоил один рубль пятьдесят копеек, а сытный завтрак с кофе втрое дешевле.

Несмотря на раннюю весну, Одесса выглядела прекрасно. Удивительно свежий воздух, пахнущий солью и водорослями, ласковое солнце, теплая погода… Контраст со слякотным и болезненным Петербургом казался ошеломительным.

По проспектам и улицам безостановочно двигались богатые кареты, коляски, кабриолеты, верховые возы с товарами, разносчики, почтальоны и разнородные толпы гуляющих. Движение затихало лишь после полуночи, чтобы вновь начаться ранним утром.

В порту стояли на якорях многочисленные суда. На ветру колыхались флаги Англии, Франции, Германии, Австро-Венгрии, Турции и Америки. Больше всего меня удивила шхуна под красным кругом на белом полотнище, символизирующим восходящее солнце. Япония же вроде придерживается политики изоляции, или я что-то путаю?

В городе я провел два дня, осматривая проспекты, особняки и магазины. Принадлежавший Русскому обществу пароходства и торговли пароход «Колхида» принял в трюмы груз угля и провизии, подготовившись к плаванью. Судно непрерывно курсировало по маршруту Одесса — Константинополь — Марсель.

Архип Снегирев, мой постоянный спутник, занес багаж в каюту и через три часа мы с ним отправились в Турцию.

Глава 17

Пароход «Колхида» считался комфортабельным, но не слишком быстроходным. До Константинополя он плыл трое суток.

На пароходе вместе со мной оказалась семья Юсуповых — князь Николай Борисович, его супруга и трое детишек. Они являлись одним из самых богатых родов России и плыли во Францию, «дабы поправить здоровье».

На время поездки Юсуповы выкупили три самых дорогих каюты — для себя и прислуги, хотя с легкостью могли купить не только весь корабль, но и всю пароходную фирму с Одессой впридачу.

Понятное дело, со мной они поначалу не общались, на такой высоте я не летал, но их тринадцатилетняя дочка Зинаида буквально очаровалась моей черной гусарской формой. К тому же она читала очерк моего брата «Шестьдесят дней под палящим солнцем». Благодаря настойчивым просьбам девочки ее мама Татьяна Александровна мигом организовала вокруг себя небольшой кружок дам, которые попросили меня занять их рассказами о славных походах по Средней Азии, и тех приключениях, что я там пережил.

Симпатичных и юных барышень на пароходе насчитывалось около десятка. С ними находились их матери или отцы. Я, как мог, отмахивался от настойчивых женских просьб, но отказаться от рассказов не смог.

К тому же, кто-то из пассажиров знал о нашей с Катей Крицкой истории и о несостоявшейся дуэли с Достацким. И не успела Одесса скрыться из вида, об этом уже знали все дамы на судне. Знали и посматривали на меня с состраданием, готовые утешить «несчастного героя» — такую формулировку я услышал собственными ушами, когда совершенно случайно подслушал несколько слов.

Утром и днем те пассажиры, кто не страдал от морской болезни, гуляли вдоль бортов и по главной палубе. Мужчины курили, выпивали, играли в винт или бридж, и не знали, как убить время. Дамы читали романы, среди которых особой популярностью пользовался английский