Тайные знаки - Александра Сашнева

Рядом с Эдиком. Часы показывали глубокий обед для обычных людей и раннее утро для артистов «Роботы». Стрельцова приподнялась на локте и взглянула на басиста — тот спал ангельским сном, в одежде — в джинсах и свитере. Стало быть ничего так и не было. Ну и ладно. Катька потянулась, чувствуя что очень отдохнула.

«А все-таки почему? — подумала она про несостоявшееся приключение. — А может у Эда СПИД? Ну может же человек подцепить? Что, у всех справку требовать?» Пользуясь возможностью, она внимательно изучила лицо басиста.

Шрам на лбу был старый, почти пропавший — только отсутствие пигмента говорило о том, что тут когда-то был шрам, а вот на шее, возле сонной артерии, белый неровный шовчик был еще свеж — не больше года. Хорошенькие метки у психолога, подумала Стрельцова и, вспомнив, что на ней ничего, кроме полотенца нет, осторожно выкарабкалась из-под одеяла. Собрав разбросанные по комнате вещи, Катька оделась и задумалась, уйти или подождать, когда Эдик проснется? Никогда еще со Стрельцовой не было такого, что просто б ы т ь р я д о м было так… Так… Она не могла подобрать слова. Она не знала, как это называется. Но ей хотелось, чтобы так было всегда.

Увидев, что куртка Эдика свалилась с подлокотника кресла на пол, Катька не смогла удержаться, чтобы не навести порядок. Она подняла эту вещь недоступного, но чем-то очень близкого ей человека, и понюхала. Запах — это почти тело. Катька закрыла глаза и представила, что нюхает не куртку, а тело Эдика, волосы, плечи, губы, грудь и так далее. И тело Катьки опять рванулось в мятежном порыве.

Что-то упало, Катька увидела под ногами кусочек рисунка, и подняла его.

Это был «глазок». Оглянувшись, Катька убедилась, что Эд по-прежнему безмятежно спит и рассмотрела «глазки» внимательнее. «Гравюра, — подумала Катька. — Это ведь гравюра. Так вот какие гравюры нужны были нашему Эдику!» Стрельцова опять посмотрела на басиста. Кто же он все-таки? Зло или добро движет его поступками? Зачем ему так нужны были эти «глазки»? Катька вернула «обрывок» на место, во внутренний карман, положила куртку на кресло и тихо вышла из номера.

Едва Стрельцова достала из кармана ключ и собиралась войти к себе, как за спиной остановился лифт и раздался голос Гочподи.

— Ты что, Катерина, с музыкантами шашни водишь? Смотри мне!

— О чем вы? Илья Петрович?! — Стрельцова изумленно округлила глаза, повернула ключ и слепила на ходу. — Я только что зашла, чтобы ручку попросить. Хочу открытку отправить домой. Что Вы, ей богу!?

— Показывай открытку! — рявкнул Репеич, заваливаясь в номер вместе с Катькой.

— Вот!

Стрельцова вытащила из шкафчика купленную в первый же день открытку.

— Ну что? — издеваясь, она помахала глянцевым прямоугольником перед носом у директора. — Правда классная? Вам нравится? Хотите, подарю!

— Да нет! Не надо! Я уже отправил, — отмахнулся Гочподи, плюхнулся в кресло, но еще не расслабился. Видно, был у него какой-то козырь в рукаве!

— А я вот еще нет! — сказала Катька и демонстративно села писать письмо.

«Дорогая мама!» — вывела она старательным почерком послушной школьницы и посмотрела на Репеича с ожиданием. Тот только закинул ногу на ногу.

— Ты пиши-пиши. Я тебе мешаю? Да мне все равно, гочподи, что ты там пишешь? Скажи лучше, где тебя ночью носило?

— Ночью?! — Катька опять вытаращила глаза. — А Вы-то откуда знаете? Вы, что, ночью ко мне за ручкой приходили?

Стрельцова с облегчением похвалила себя за то, что осталась спать у басиста. Лучше не переспать с Эдиком, чем отбиваться среди ночи от Гочподи. Катька представила себе огромное волосатое пузо Репеича и, видимо, лицо ее выразило все, что она представила, потому что директор снова зарокотал.

— Ну-ну! Не морщись, Стрельцова! Что ты о себе думаешь? Не приходил я к тебе! Это мне гитарист сказал. Он чего-то хотел от тебя.

— Во-первых, я никому ночью не открываю, — Катька поджала губы. — Во-вторых, с какой стати это ему понадобилось рассказывать про меня?

— Да ты не думай, гочподи, не думай! Я их застукал утром, в хламину косых. Поднимались на лифте. Я ехал завтракать, а они только явились. Конечно, гочподи, я решил наказать их. Ну они и рассказали, что они не одни такие плохие, что кое-кто еще по ночам шляется! А? Что ты на это скажешь?

— Врут они все! — сказала Марго, меняя интонацию на голос маленькой беззащитной девочки, которую надо пожалеть. — А вы им поверили! Скажите мне лучше, сколько марка стоит. Вы ж отправляли уже!

— Не знаю я, сколько марка стоит, — сказал Гочподи не очень довольно, но уже оттаивая. — Бамбук отправлял. Мы вместе ходили. Ладно, Стрельцова. Я тебе не верю, конечно, потому что уверен, что ты шлялась всю ночь с этим Эдиком, которого я тоже сейчас пропесочу. Потому что, гочподи, я к нему сам заходил. Не за ручкой. Не волнуйся. Ладно! Пиши письмо. Почта тут недалеко. Знаешь где?

К концу тирады голос Репеича поменялся на отеческий.

— Нет, — помотала головой Катька.

— Ну зайдешь ко мне, когда напишешь. Я расскажу. Или провожу, если хорошо себя вести будешь.

— Ага, спасибо! Обязательно зайду.

Гочподи удалился и было слышно, как он постучал в соседнюю к Эдику. Тот, видимо, уже проснулся, потому что открыл сразу. Они перебросились несколькими фразами, и Катька ожидала, что басист заглянет к ней после того, как шаги Репеича затихли в конце коридора, но ошиблась. Видимо, у Эдика были другие планы на этот день.

Войдя во двор дома Аурелии, Марго почувствовала, что вернулась домой. Каким бы чужим не было пристанище, оно становится домом, если дает кров и тепло. А если еще и кормежка, и хозяева не очень надоедают, то вообще!

В квартире никого кроме собак не было.

Марго взяла с рабочего стола Лео новый «Франс-суар» и переместилась на кухню. Сварила себе кофе, наслаждаясь этим процессом так же, как если бы вернулась в свой собственный дом. Недурно бы и покурить, читая газету и прихлебывая из маленькой удобной чашечки!

В этом есть кайф. Кайф буржуйского, отягощенного избыточностью бытия. Кайф избыточности удовольствия. Кайф избыточности операций. И кайф многофункциональности человеческого мозга. Чем больше лишних ненужных операций, тем больше человек отличается от обезьяны. Так что роботы, возможно, будущее человечества. Трехэтажная личность, четко фрагментированная. Секуляризованныя личность. Роботы будущее Человека, Но смерть Человека. Зачем? Такое направление избрала эволюция, заставив людей превращать природу в приспособления, механизмы, аппараты — по сути протезы. Зачем? Разве у мироздания бывает зачем? Зачем море терпеливо шлифует осколки и, превратив их в гальку выбрасывает на берег?

С кружечкой и «пиплом» Марго направилась в свою комнату.

У входа она остановилась, разглядывая зеленую египетскую голову — репродукция почему-то сильно озаботила Марго. Она постояла подумала, но так и не смогла сформулировать беспокойство не только в слова, но и даже в более менее внятные образы. Только ощущение. Ощущение беспокойства.