Габриэль Гарсиа Маркес - Сергей Марков

Для начала они поехали в один из лучших рыбных ресторанов Мехико, где отведали свежайших морских гадов, потом в другой, под утро продолжили в третьем… За трое суток, что Маркес возил каталонцев по ресторанам, барам, театрам, музеям, мастерским художников, домам друзей, он эту возмутившую его тысячу баксов и просадил, добавив ещё из своих кровных киношных песо. Они подружились, как выяснилось, — на всю оставшуюся жизнь.

В последнюю ночь перед отъездом Кармен и Луиса, переходя из бара в бар, говорили обо всём на свете, возводили грандиозные, как творения Риверы и Сикейроса на стенах, планы и запивали их вином, коктейлями, текилой. Кармен уверяла, что талант Габо несомненен и уникален, «напоён земельными соками его родной Колумбии» и не меньше, а может быть, и больше, мощнее, ярче, чем у знаменитостей, с которыми он вошёл в антологию «Наши», что у неё, когда его читает, возникают аналогии с Сервантесом, что все ждут от него большой гениальной книги…

Луис, для храбрости ещё выпив, предложил подписать новый контракт. И Маркес, уже не раздумывая, поднялся из-за стола и провозгласил, что он, Габриель Хосе де ла Конкордия Гарсиа Маркес, будучи в трезвом уме и здравой памяти, торжественно обещает и клянётся с завтрашнего дня, седьмого (!) июля тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, «не заниматься фигнёй, а работать исключительно на века, и предоставляет Кармен Балсельс все права на издания всего, что уже написано, и ещё будет написано до конца жизни и издано на всех языках во всех странах мира сроком на сто пятьдесят лет».

— На больше не могу, ребята, — присев на стул, серьёзно промолвил Маркес. — Извините.

Ночью он читал дневники Кафки:

«Сегодня вечером от тоски три раза подряд мыл руки в ванной… Читаю в письмах Флобера: „Мой роман — утёс, на котором я вишу, и я ничего не знаю о том, что происходит в мире“ Страшная ненадёжность моего внутреннего бытия… Особый метод мышления. Оно пронизано чувствами. Всё, даже самое неопределённое, воспринимается как мысль (Достоевский). Ты разрушил всё, ничем, собственно говоря, ещё не овладев. Как ты собираешься теперь восстановить это? Откуда возьмёт силы для этой огромной работы твой мятущийся дух?..»

Соавтор и друг Маркеса Фуэнтес получил дипломатическое назначение и уезжал в Европу. Его провожали, вспоминая, как сложно, запутанно, бурно, безумно, но хорошо жили. С ностальгией вспоминал эти годы потом и Карлос Фуэнтес:

«Литературная жизнь в Мехико бурлила в двух кафе района Зона Poca: „Le Kineret“ и „Le Tirol“. Мы с Габо решили проводить воскресные вечерние собрания. Все собирались — в одном из кафе или у меня дома. Много курили, выпивали, спорили. Мы были молоды и подавали надежды, раздавали направо и налево, а прежде всего самим себе обещания. Впоследствии кто-то не сдержал обещаний, а кто-то сдержал ценой собственной жизни, кто-то отдал свои способности, свой талант за земные блага. Мы танцевали под музыку „The Beatles“ и „Rolling Stones“, только открывшихся для нас, у меня сохранилось забавное фото, где Габо выплясывает рок-н-ролл с высокой очаровательной девушкой с распущенными волосами, в короткой юбке… Да и все наши девушки тогда были прекрасны, влюблены и несчастны… Мы с Габо должны были написать сценарий, гениальный, естественно. Все имели очень небольшой опыт жизни и творчества. И мы взялись писать в четыре руки сценарий „Золотой петух“ по известной сказке Хуана Рульфо, режиссёром должен был быть Роберто Гавальдон. Но процесс явно затянулся: беспрерывные вечеринки, танцы, споры о литературе, философии, о жизни… И Габо как-то сказал мне: „Слушай, старина, а мы что вообще-то делаем? Мы будем спасать кинематограф Мексики или писать свои книги?“ Вопрос был решён. Я уехал в Париж, о котором он мне столько рассказывал. Габо засел за „Сто лет…“».

Габриель Гарсиа Маркес проснулся на рассвете. И удивился, что нет похмелья, хотя выпили накануне изрядно. Каким-то необыкновенно чистым было утро. Впору было и помолиться.

Кто рано встаёт, тому Бог подаёт, говорил дед-полковник. И ещё дед говорил, что, если желаешь славы и богатства, не позволяй солнцу застать тебя в постели. Как большинство людей, особенно мужского пола, Маркес многажды начинал новую жизнь: с понедельника, с первого числа, с первого января нового года, с рождения сына… Таким образом мужчины испокон веков пытались, да, наверное, и будут вечно пытаться избавиться от грехов — бросить курить, пить, распутничать, унывать, бездельничать в праздности, — и приняться за дело, для которого, по утверждению внутреннего голоса (если он, конечно, что-то утверждает), явились на свет. Мужчины всё время собираются жить иначе, лучше, осмысленнее, плодотворнее, праведнее. Этому посвящены мириады страниц исповедей-дневников (один из ярчайших — дневник Льва Толстого). Но лишь избранные действительно находят в себе силы переломить судьбу.

Маркес не бросал ни пить, ни курить (он бросит курить раз и навсегда много позже). Но новую жизнь начал — засел за книгу своей жизни. Во многом благодаря жене, как потом рассказывал, укреплявшей его в минуты сомнений, когда казалось, что ничего не выйдет.

Из беседы Гарсиа Маркеса с Плинио Мендосой в 1982 году:

«— …Знаю, что ты уже много времени работал над романом „Осень Патриарха“, но прервался, чтобы взяться за „Сто лет одиночества“. Почему?

— Потому, что толком не знал, каким должен быть роман. А „Сто лет одиночества“ действительно был задуман давно, и я не раз уже приступал к нему… И вот однажды по пути в Акапулько, куда мы с Мерседес и мальчишками отправились покупаться и позагорать, на меня будто снизошло озарение. Я вдруг понял, что должен излагать так, как это делала моя бабушка, рассказывая мне разные истории, и начать с того дня, когда дед повёл меня посмотреть на лёд. Я как бы услышал основную мелодию романа.

— И это правда, что ты развернулся на трассе, приехал домой и засел за сочинение романа?

— Именно так и было. На полпути в Акапулько.

(В который раз отметим: фантастика, волшебство сопутствуют Маркесу всю жизнь. Именно в тот день, когда он ехал с Мерседес на мексиканский курорт Акапулько и по дороге в машине „услышал мелодию“ своего главного романа „Сто лет одиночества“, на другой стороне Атлантического океана, в Португалии, родилась песня „Yesterday“ — на курорт Алгарве покупаться и позагорать ехал с подругой тогдашний бас-гитарист, солист группы „The Beatles“ Пол Маккартни и, внезапно услышав свою главную песню, в которой наконец-то мелодия срослась со стихами, развернул машину и улетел в Лондон, чтобы срочно записать песню в студии. Тут уж явно не без сигнала, без вмешательства — может быть, с других планет, выстроившихся на парад, из космоса, а скорее всего, и воли Всевышнего, изредка осеняющего избранных Им, направляющихся с подругами или жёнами к морю покупаться и позагорать. Случайным совпадением такое быть не может. А что касается Маккартни, „Битлз“ — это любимая группа Маркеса. Бах, Бетховен, Брамс, Барток, „Битлз“ — в шутку он говорил друзьям, что слушает только музыкантов на букву „Б“. В творчестве Маркеса и „Битлз“ есть общее — народность, то, что заставляет плакать, смеяться, любить, думать, мечтать сотни миллионов людей.)