Игра теней - Глен Кук

И только тень, вкравшаяся в ее сознание, когда Госпожа действовала с убийственным совершенством, подсказала, почему она до сих пор отказывала себе в главном.

Разум замутился мыслью о потере.

Эта потеря была для нее важной.

Ее значительность вторглась в Я, отвлекая его, возжелала управлять плотью, чтобы привести все в нужное соответствие со своими желаниями.

Госпожа начала пробиваться к Костоправу, увлекая за собой сплотившихся вокруг нее людей. Но враг почуял, что она уже не прежнее ужасное существо, а, значит, уязвима. И навалился на ее отряд с новой силой. Товарищи падали один за другим.

Затем она увидела, как стрела, ударив Костоправа в грудь, повергла его к подножию знамени. Вскрикнув, она пришпорила коня, давя без разбора своих и чужих.

Боль и гнев только ввергли ее в кучу врагов, тут же атаковавших со всех сторон. Некоторые пали под ударами меча, но остальные стащили ее с седла и отогнали жеребца. Она дралась отчаянно и мастерски против едва обученных противников, однако одной неумелости их было недостаточно. Они грудами падали к ее ногам, но все же вынудили рухнуть на колени…

Волна беспорядка пронеслась над местом боя. Кто-то бежал, кто-то догонял, и, когда все стихло, видна стала лишь ее рука, простиравшаяся из-под груды мертвых тел.

Лежа по большей части на спине, я ухватился левою рукой за древко копья. Знамя всколыхнулось, и Хозяин Теней затрепыхался там наверху. Похоже было, стрела не задела ничего жизненно важного, однако эта пакость пробила навылет меня вместе с доспехом. Пожалуй, на добрую пару дюймов торчала из спины.

Что за дьявольщина там с защитными заклятиями? У меня еще никогда не было столь тяжелого ранения.

Вороны не покидали Хозяина Теней. Развлекались, все стараясь добраться до глаз. Еще пяток с гордым видом расхаживали вокруг, словно часовые. Впрочем, мне они не мешали.

Когда первые солдаты противника миновали знамя, тогда-то и появилась вся стая. Все кружили и кружили над нами, пока враги не скрылись.

Черт, как больно от этой проклятой стрелы! Смогу повернуться так, чтоб сломать древко? А потом вытащить эту пакость?

Нет, лучше не стоит. Древко, может быть, сдерживает внутреннее кровоизлияние. Такое случалось.

Что происходит вокруг? И не пошевелиться, чтобы оглядеться как следует. Слишком уж больно. А так видно только равнину, усеянную телами. Слоны, лошади, сколько-то солдат в белом и куда больше не в белом… Пожалуй, мы забрали с собой целую прорву. Наверное, продержись наши до этого момента, мы бы здорово напинали им задницы.

Ничего не слышу. Полная тишина. Кстати, как там говорилось? Безмолвие камня? Где я это слышал?

Устал. Ох, чертовски устал. Хочется только спать. Но не могу. Стрела. Хотя скоро, наверное, ослабну. Жажда. Спасибо, хоть не такая, как при ранении в брюхо. Чего не хотел больше всего, так это умереть от раны в потроха. Ха-ха. И вообще умирать.

Все мысли крутятся вокруг сепсиса. Что, если их лучники мажут наконечники чесноком или фекалиями? Заражение крови. Гангрена. Еще дышишь, а воняешь уже так, точно дней шесть мертв. Ну а грудь — ее не ампутируешь…

Стыд-то, стыд какой! Стыд и срам! Втравить Отряд в такое… Не желаю быть последним его Капитаном. Пожалуй, никто такого не хотел бы. Не стоило сегодня драться. Уж атаковать-то точно не следовало. Хотя… Думал, иллюзий да слонов хватит. И ведь почти что хватило!

Теперь-то понятно, что надо было делать. Стоять в холмах, где нас было бы не видно, и ждать, пока сами не подойдут. А можно было пробраться в обход и учинить все, как делал Отряд в былые времена. Знамя показать с одной стороны, напасть с другой. Но я сам спустился к ним…

И вот лежу, как дурак, в одних доспехах поверх исподнего. Может, стоило переодеть Мургена Вдоводелом, а самому попробовать организовать контратаку? Могаба имеет понятие о том, что есть знамя…

Но я — здесь. Со стрелой в груди.

Может быть, кто-нибудь придет за мной, прежде чем отойду в мир иной? Пусть даже противник, и то бы хорошо. Проклятая стрела. Кончить бы с этим поскорей. Со всем…

Что-то движется. Нет, это лишь мой треклятый жеребец. Обедает. Траву на яблоки перерабатывает. Для него нынче — просто еще один день жизни. Сходил бы, ублюдок, спер для меня ведерко пива! Если уж такой чертовски разумный, отчего пивка напоследок не принесешь?

Да как же белый свет может быть столь ярок, приветлив и покоен, когда здесь умирает столько людей? Посмотри же на все это! Вот же, прямо здесь, полсотни жмуров на травке да диких цветочках! Через пару дней миль на сорок вокруг завоняет!

И как я вообще протянул так долго? Может, я из тех, кто всю жизнь помирают, а помереть не могут?

Там! Там что-то движется. Во-он там… Вороны кружат… О, это же наш старый товарищ, пень, парадным маршем шествует через долину мертвых. Легко ступает. Настроение у него хорошее. А раньше-то где был? Еще не время? Вороны? Может, он — сама Смерть? Так я ей всю дорогу сюда в глаза, выходит, смотрел?

Несет что-то. Ага, ящик. Этак — фут на фут на фут. Помнится, я и раньше замечал этот ящик, но не шибко-то обратил внимание. Никогда не слыхал, чтобы Смерть расхаживала с ящиками. Обычно говорят, что меч носит. Или косу.

В общем, кем бы он там ни был, а идет прямиком ко мне. Ради меня, значит, появился. Держись, Костоправ! Может и рано еще помирать.

Этот урод на копье все корчился. Не думаю, правда, что последствия его радовали.

Вот ближе, ближе… Нет, определенно, не ходячий пень. Человек, или, по крайности, нечто двуногое. Маленький. Забавно. Издали всегда все больше кажется. Вот подошел так близко, что можно в глаза друг другу посмотреть. Если только я различу, где там у него глаза, под этим капюшоном. Похоже, под ним и вовсе ничего нет.

На колени опустился. Точно, пустой капюшон в нескольких дюймах от моих глаз. И ящик свой проклятый мне под самый бок поставил…

Голос, словно легчайший шорох весеннего бриза в ветвях ивняка, мягкий, ласковый, веселый:

— Теперь пора, Костоправ.

Затем полусмешок, полухмыканье, взгляд на урода, извивающегося на копье. И совсем другим голосом:

— Тебе тоже пора, старый ублюдок!

Нет, не просто другим тоном или же с другой интонацией. Совершенно другим голосом…

Наверное, все прочие ожившие покойники подготовили меня к этому. Я узнал ее тут же. Словно бы что-то во мне ожидало именно ее.

— Ты?! — ахнул я. — Не может быть! Душелов!

Я попытался подняться. Уж не знаю, зачем. Может, бежать? Но как? Куда?

Боль пронзила насквозь, заставив обмякнуть.

— Да, любовь моя. Это я. Ты ведь ушел, так и не закончив…

И смех, словно девичье хихиканье.