Клиника. Анатомия жизни - Артур Хейли

— Как можно скорее подайте рапорт доктору Пирсону.

— Хорошо, доктор.

В это время Баннистер открыл нужный журнал.

— Последний раз мы брали анализы двадцать четвертого февраля, — объявил он.

— В феврале? — изумленно спросил Коулмен.

— Именно так.

— Прошло уже почти полгода! — Он снова повернулся к диетсестре: — У вас большая текучесть кадров на кухне?

— К несчастью, да, — горестно покачала головой миссис Строган. — С февраля мы приняли на работу много новых людей, доктор К.

Коулмен снова обратился к Баннистеру:

— Вы уверены в этой дате?

— Это последняя, — самоуверенно ответил Баннистер. Он получал громадное удовольствие от того, что мог хоть чем-нибудь досадить этому всезнайке. — Посмотрите сами, если хотите.

Пропустив мимо ушей это предложение, Коулмен спросил:

— Что насчет обследования новых работников? Тех, которых взяли на работу после двадцать четвертого февраля?

— Здесь больше ничего нет, — пожал плечами Баннистер. — Мы можем обследовать новых сотрудников только в том случае, если департамент здравоохранения присылает нам пробы для исследования. — В тоне старшего лаборанта было полное безразличие, если не презрение.

Коулмен почувствовал, что в нем закипает гнев. Овладев собой, он обратился к диетсестре:

— Думаю, что вам следует обратить на это дело самое пристальное внимание. — Теперь ему было ясно, что в каком-то месте системы есть серьезный сбой.

Кажется, миссис Строган была того же мнения.

— Я обращу, и не откладывая. Спасибо, доктор К. — Покачивая невероятным бюстом, она вышла из лаборатории.

После ее ухода наступила тишина. Коулмен видел, что Баннистер забеспокоился. Их взгляды встретились, и Коулмен ледяным тоном спросил:

— Вам никогда не приходило в голову поинтересоваться, почему нет назначений на обследование новых работников кухни?

— Ну… — Баннистер заволновался. Вся его самоуверенность мгновенно улетучилась. — Я бы поинтересовался — рано или поздно.

Коулмен неприязненно посмотрел на старшего лаборанта:

— Мне кажется, что слишком поздно, особенно если учесть, что это потребовало бы от вас способности думать. — В дверях он обернулся: — Я буду у доктора Пирсона.

Кровь схлынула с лица Баннистера. Старший лаборант стоял, как зачарованный глядя на дверь, через которую только что вышел Коулмен. Губы Баннистера дрогнули, и он с горечью произнес:

— Он все знает. Как по книге. Каждую мелочь.

Сейчас Баннистер являл собой воплощение поражения и упадка. Знакомый ему мир — мир, который он считал непоколебимым, — рушился на глазах. Возникал новый порядок, и в этом порядке ему, Баннистеру, уже не было места. Он потерпел поражение, выпал из насиженного гнезда. Он жалкий неудачник, время которого прошло.

Джозеф Пирсон поднял голову, когда в его кабинет вошел доктор Коулмен.

— Джон Александер нашел газообразующие бактерии на чистых тарелках, прошедших через посудомоечные машины, — объявил Коулмен без предисловий.

Пирсон не выказал ни малейшего удивления.

— Все дело в системе подачи горячей воды, — мрачно сказал он.

— Я знаю. — Дэвид Коулмен не сумел удержаться от сарказма: — Кто-нибудь пытался хоть что-нибудь с этим сделать?

Старик насмешливо посмотрел на молодого коллегу, а потом с поразительным спокойствием произнес:

— Вы полагаете, что здесь, в нашей клинике, все без исключения делается из рук вон плохо?

— Если вам это интересно, то да, я так полагаю. — Губы Коулмена плотно сжались. Он подумал, как долго они еще смогут вместе работать в такой обстановке.

Пирсон рывком выдвинул нижний ящик стола и принялся копаться в папках и бумагах. Роясь в ящике, он говорил зло и одновременно печально:

— Вы молоды, зелены и полны высокомерия. Вы пришли сюда одновременно с новой администрацией, когда с деньгами стало свободнее, чем раньше. Поэтому вы думаете, что здесь все плохо, потому что до вас никто не хотел ничего менять. Никто даже не пытался!

Он нашел то, что искал, и швырнул на стол пухлую папку.

— Я этого не говорил, — сказал Коулмен, почему-то стараясь оправдаться.

Пирсон пододвинул ему папку:

— Это переписка относительно системы горячего водоснабжения кухни. Если вы возьмете на себя труд ее прочитать, то увидите, что я годами требовал установки новой системы. — Пирсон повысил голос и с вызовом сказал: — Так читайте же!

Открыв папку, Коулмен просмотрел верхний лист, потом другой, затем перебрал все бумажки. Он сразу понял, что сильно заблуждался. В записках содержались уничтожающие отзывы Пирсона о санитарно-гигиеническом состоянии кухни, составленные в таких выражениях, на которые сам Коулмен никогда бы не решился. Судя по всему, переписка продолжалась несколько лет.

— Ну? — произнес Пирсон, внимательно глядя на Коулмена.

Коулмен ответил не колеблясь:

— Прошу меня простить. Я просто обязан извиниться перед вами, во всяком случае, по этому поводу.

— Ничего страшного. — Пирсон раздраженно махнул рукой, потом помолчал и продолжил: — Вы хотели сказать мне еще что-то?

— Занявшись посудомоечными машинами, я обнаружил, что бактериологическое обследование сотрудников кухни не проводилось в течение шести месяцев.

— И почему? — Вопрос щелкнул, как выстрел.

— Очевидно, из департамента здравоохранения не поступило ни одной пробы. Сейчас этим занимается главная диетсестра.

— И вы думаете, что мы этим совершенно не интересовались? Никто из отделения патологической анатомии не спрашивал, почему к нам не приходят материалы для анализов?

— Никто не спрашивал.

— Идиот Баннистер! Это действительно серьезно! — Пирсон был по-настоящему озабочен, забыв свою вражду с Коулменом.

— Я счел, что вам необходимо это знать, — добавил Коулмен.

Пирсон уже поднял телефонную трубку и поднес ее к уху.

— Свяжите меня с администратором.

Последовавший разговор был коротким и деловым.

Закончив его, Пирсон положил трубку на рычаг и встал.

— Томазелли идет сюда. Давайте встретим его в лаборатории.

Потребовалось всего несколько минут, чтобы во второй раз изложить уже известную Коулмену историю администратору Томазелли. Джон Александер записал резюме, а Пирсон посмотрел препараты. Когда он оторвался от микроскопа, в лабораторию вошла главная диетсестра. Администратор повернулся к ней:

— Что вы узнали?