Парфянин. Ярость орла - Питер Дарман

– Почему бы тебе всех нас не повеселить, Гафарн? – сказал я.

– Да я просто рассказывал Диане, как тебя чуть не женили на вавилонской принцессе Акссене.

Галлия обернулась и посмотрела на меня, но ничего не сказала.

– Не думаю, что Диане интересно слушать истории, не имеющие никакого отношения к тому, что происходит здесь и сейчас, – заметил я слегка недовольно и раздраженно.

– Напротив, принц, – сказал Гафарн. – Принимая во внимание все обстоятельства, я бы сказал, что когда ты попал в плен к римлянам, это избавило тебя от худшей участи.

– Да не собирался я жениться на этой вавилонской принцессе! – заявил я, искоса глядя на Галлию. – Я женюсь на той, которую выберу сам, и только сам.

– Конечно, конечно, принц, – продолжал гнуть свое Гафарн. – Если позволят отец и мать.

– Замолчи, – приказал я.

Некоторое время мы ехали в молчании, потом Галлия спросила:

– А какая она?

– Кто?

– Вавилонская принцесса.

Я пожал плечами:

– Не имею понятия. Я ее никогда не видел.

– Она жирная, – сказал Гафарн. – И не такая красивая, как ты, госпожа.

– Какая мне забота, как она выглядит? – бросила Галлия.

– Я просто хотел уверить тебя, госпожа, что она тебе не соперница.

– А она может стать соперницей? – хитро спросила Галлия.

– Нет, госпожа, – ответил он. – Принц Пакор видит одну только тебя.

Я остановил Рема и повернулся лицом к Гафарну:

– Хватит, Гафарн! Не желаю больше слушать про принцессу Акссену!

Гафарн мрачно кивнул:

– Да-да, мой принц. Конечно.

– К тому же ты смущаешь госпожу Галлию, – добавил я.

– Правда? А мне показалось, что я смущаю тебя!

Эту легкую болтовню прервал гонец от Спартака, который звал меня к себе. Я нашел его с Клавдией, они сидели на земле под буком. Войско шагало мимо них, воины выглядели прямо как настоящие римляне – маршировали по шесть в ряд, держали строй под командой бывших рабов, ставших центурионами и размахивающих проклятыми тростями. Но приходилось признать, что войско вело себя весьма профессионально, и это свидетельствовало о твердом руководстве Спартака.

– Апулия, – сказал он мне.

– Что, господин?

– Апулия, Пакор. Провинция, где много латифундий и рабов, выращивающих оливки. Утром ко мне привели беглого раба, и он сказал, что работал в большом поместье в Апулии. Это навело меня вот на какую мысль. Поезжай-ка ты туда, в этот район, и погляди, нельзя ли там разжиться новыми воинами. Мы идем на Метапонт, но конница нам при осаде не понадобится. Поэтому веди своих всадников в Апулию, и пусть римляне на себе прочувствуют то, что они творили в чужих странах.

– Ты хочешь сказать, пройтись там огнем и мечом?

Он улыбнулся:

– Жирные римляне – легкая добыча.

Вот так и получилось, что мы отправились в Апулию, девять сотен конников, разделенных на три колонны. Я вел первую, Нергал – вторую, а Буребиста – третью. Все три отряда пошли разными дорогами. Годарза и Резуса вместе со всеми новобранцами я оставил с войском. Я считал, что это окажется полезно для Спартака, кроме того, хотел оставить у него некоторое количество конных воинов для патрулирования и охраны, поскольку к войску прибивались все новые беглые рабы, даже на марше.

Апулия, расположенная на восточном побережье Италии, это довольно странный регион, он очень отличается от Лукании и Кампании. Городов здесь мало, и они бедные. Мы миновали один такой, под названием Сильвий, на Аппиевой дороге и повернули на север. Земли здесь были в основном равнинные, плоские, они разделялись на огромные латифундии, занятые аграрным производством. Все поместья, что нам встречались, мы сжигали и освобождали рабов, выпускали их из гнусных бараков, которые непременно располагались подальше от жилищ хозяев. Это были огромные квадратные каменные здания с тростниковыми крышами, с маленькими окошками и решетками в стенах – для вентиляции. Мужчины, женщины, дети, все содержались под замком и прикованными друг к другу на ночь; утром надсмотрщики их выпускали на работу в поле, погоняя плетьми. Сами рабы зарабатывали себе доброе отношение хозяев жестоким обращением с теми, кто попал под их команду, а в награду имели отдельные жилые помещения, представлявшие собой не более чем лачуги рядом с бараками рабов. Такими методами немногочисленные римляне контролировали и управляли жизнями тысяч. Однажды утром мы столкнулись с длинной колонной рабов, которых гнали собирать оливки, основную культуру этого региона.

Утро выдалось облачное и безветренное, и единственными звуками, которые доносились до нас, были проклятья надсмотрщиков и щелканье их плетей, сыпавших удары на истерзанные спины рабов. Надзиратели поначалу решили, что им встретилась римская конница, и начали сгонять рабов с дороги, расчищая нам путь, но я остановил свою колонну и перекрыл им ход. Мы тут же избавили их от заблуждений, что являемся им друзьями, и освободили всех рабов, а поскольку я был в благоприятном настроении, то отпустил надсмотрщиков, правда, их тут же быстро перебили те, кого они еще недавно истязали и терроризировали.

Большинству этих освобожденных рабов было сказано идти в Луканию, к городу Метапонт. Я решил, что даже если этот город не будет взят Спартаком, в его окрестностях окажется много наших войск, тысячи воинов, так что эти рабы рано или поздно выйдут на них. Большинство их было счастливо, оказавшись на свободе, но я заметил, что некоторые стояли над убитыми надзирателями, не зная, что делать дальше. Галлия сказала, что эти люди, по всей вероятности, были рабами с самого детства и не имеют понятия о том, что такое свобода. Другие тут же сбились в банды и заявили, что не намерены присоединяться к «гладиатору Спартаку», но уйдут в горы и будут жить там, питаясь продуктами земли. Я сильно сомневался, что они продержатся там больше трех месяцев, прежде чем их отловят и распнут на крестах. Их, однако, оказалось меньшинство, а большую часть трудившихся на полях составляли люди, взятые в плен на войне. Я полагал, что Спартак получит хорошее пополнение из тысяч таких бывших воинов, освобожденных в ходе нашего рейда.

Все города, к которым мы подходили, запирали ворота, а их обитателя прятались за стенами. Хотя мой отряд насчитывал только триста всадников, страх, который мы наводили на врага, был несравненно больше, чем наша численность. Проезжая мимо города Руби по опустевшим дорогам вдоль пустых полей, мы наткнулись на лагерь охотников за беглыми рабами, раскинувшийся возле рощи огромных оливковых деревьев, которые, должно быть, достигали в высоту футов тридцати и имели мощные, толстые стволы. Банда охотников заметила нас, но не знала, кто мы такие; они, несомненно, решили, что мы римский патруль. Когда мы к ним приблизились, я разглядел, что их там человек двенадцать – небритые, одетые в грязные туники и с самым разнообразным оружием, болтавшимся на поясах или зажатым в руках. Их лошади были привязаны под оливковым деревом, а сбоку стояла повозка и пара мулов. На повозке валялся целый набор тавро для клеймения – орудий их профессии.