Золотые врата - Андрей Николаев

Лада растерянно смотрела вслед солдатам, которых Назаров повел к берегу. Еще десять минут назад они были вместе, только-только начиная привыкать к возникшей близости и вот все оборвалось, словно кто-то позавидовал им и разлучил, на позволив выплеснуть чувства, так долго копившиеся в душе. Стук в дверь, испуганный крик солдата. Назаров метнулся к одежде, подхватил автомат, уже возле двери оглянулся, подбежал к ней, испуганной, привставшей на постели, быстро поцеловал. Хлопнула дверь и она осталась одна. Кое-как одевшись, Лада вышла на улицу. Все обитатели лагеря были на ногах, словно ждали тревоги, готовились к ней. К девушке подошла Боровская, обняла ее за плечи, профессор Барченко кивнул, здороваясь, пристально взглянул в лицо, будто оценивая происшедшие с ней перемены. Почему-то ей показалось, что он все знает, более того: казалось, он ждал их с Сашей объяснения и теперь выглядел умиротворенным, будто сбылись какие-то его расчеты.

Назаров построил стрелков возле казармы, скомандовал «Направо, бегом марш». Бойцы забухали сапогами, побежали к воротам. Назаров подбежал к Ладе, Боровская легонько подтолкнула ее в спину – иди. Не таясь, они обнялись на глазах у всех, Лада ощутила его губы, ослабев, обмякла в его руках, по лицу побежали слезы. Александр едва смог оторваться от нее, прижав напоследок к груди. Она почувствовала колючий ворс шинели, напомнивший ей что-то забытое, полустертое временем.

Он побежал догонять солдат, у ворот оглянулся, махнул на прощание.

– Саша…

– Ну, ну, девочка. Он вернется, – Боровская обняла ее, – все будет хорошо.

Лада припала к ее плечу, давясь слезами.

Барченко, отвернувшись, протирал очки. Подошла Мария Санджиева, лицо у нее было усталое, глаза лихорадочно блестели.

– Ну, что, Александр Васильевич, теперь вы довольны? – спросила она.

– Мария, я вас умоляю, – пробормотал Барченко. – Не время сейчас выяснять отношения.

– Мне больше повезло, – с вызовом глядя на него, сказала Санджиева, – мое счастье длилось три дня и три ночи.

– Ну, и дай Бог.

– Вы мне напоминаете статую Будды, да простят мне боги такое сравнение. Такой же благостный, знающий все наперед. Ну, добились вы своего, – голос Марии дрогнул, – теперь осталось…

– Мария, – воскликнула Боровская, – прекратите немедленно.

– А вы, Майя Геннадиевна, – Санджиева резко обернулась к ней, посмотрела сузившимися глазами. Губы ее подрагивали, ноздри тонкого с горбинкой носа трепетали, – лучше бы помолчали. Уж вам-то…

Серафима Панова, появившись неизвестно откуда, взяла ее под руку.

– Это в тебе обида говорит, дочка, – сказала она, – а ты тоже поплачь, и легче станет. Кто ж виноват, что супостаты напали? Война – она всегда не вовремя.

– А почему я должна плакать, матушка Серафима? – Мария глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, – почему? Мужчины делают свое дело, там, – она указала в сторону берега, – идет бой. Я не буду плакать! Скоро принесут раненых, я лучше буду о них заботиться.

Она резко повернулась и, гордо вскинув голову, пошла к бараку. Внезапно плечи ее дрогнули, она закрыла лицо руками и побежала. Барченко проводил ее взглядом, пожал плечами.

– Товарищи, я, конечно, понимаю э-э…, важность момента, однако, время не ждет. Лада Алексеевна, постарайтесь успокоиться. Нам с вами предстоит принять важное решение.

– Я не могу, – сдавленным голосом сказала девушка, – я знаю, о чем вы говорите, но…

– Голубушка, я вас прекрасно понимаю, – мягко сказал Барченко, – но и вы меня поймите. Ведь солдаты, и ваш Александр Владимирович, именно потому там сражаются, чтобы мы смогли довершить начатое, – он сделал знак Боровской.

– Лада, – вступила в разговор Майя Геннадиевна, – неужели все напрасно: годы работы, жертвы, которые сейчас приносят наши товарищи? Вы не должны забывать о вашей миссии, я полагаю, она вам уже ясна.

Лада кивнула, вытерла слезы тыльной стороной ладони.

– Да, что-то изменилось. Я теперь ясно представляю, что от меня требуется.

– Это открылась память поколений, дорогая моя, – важно сказал профессор, – теперь она будет с вами всегда, до конца ваших дней. Вы еще постигнете всю мудрость предков, увы, недоступную нам, но в данный момент ваша задача – открыть «Золотые врата».

– А что там, за ними?

– Там – наше будущее! Великое, несравнимое ни с чем, потому, что мы даже не можем его себе представить. Прошу вас, нам пора.

– Да, – хорошо, – кивнула Лада, – идемте.

– Ну, вот и прекрасно, – одобрил Барченко, – Мария нам вряд ли будет полезна, Серафима Григорьевна, товарищ Гагуа, вы идете?

– Вы уж сами, милые, – Панова перекрестила Ладу, – а я после уж девоньку встречу, расспрошу, что, да как.

Гагуа тоже отказался.

– А мне что там делать? – спросил он с резким акцентом, – нет уж, дорогой профессор, я подожду результат здесь. Если, конечно, обстановка позволит, – он кивнул в сторону берега, где разгоралась перестрелка.

– Ну, как желаете, – пожал плечами Барченко, – собственно, помощь мне не требуется. Идемте, Майя Геннадиевна.

Боровская, под руку с Ладой, пошли к выходу из лагеря. Лада все оглядывалась в сторону берега, один раз даже попросила профессора отпустить ее на минуточку, но тот успокоил ее, сказав, что пока все в порядке, а она своим появлением только помешает Александру Владимировичу исполнять свой долг. Уже на подходе к сопкам к ним присоединился Илья Данилов. Он чуть смущенно развел руками.

– Против нас сильные люди, они успокоили ветер. Я – один, я ничего не мог поделать.

– Не страшно, друг мой, вы выиграли время, – сказал Барченко.

Он задержал Боровскую под предлогом разговора, они немного отстали. Лада и Данилов пошли вперед.

– Возможно, Майя Геннадиевна, мне потребуется ваша помощь.

– Какая именно? Ведь обряд инициации, насколько мне известно, в данном случае не нужен.

– Вы правы, но могут возникнуть языковые проблемы. Я попросил бы вас послужить мне переводчиком.

Боровская искоса посмотрела на него.

– Вы собираетесь сами вести переговоры? А как же Лада?

– Она лишь ключ, – усмехнулся Барченко, – ключ к «Золотым вратам». Но ключ был, как бы это сказать, не доведен до совершенства. Знаете, как в химической реакции не хватает какого-то вещества для ее начала. Катализатора. Назаров – то катализатор. У нее, – он кивнул на идущую впереди Ладу, – теперь открыты все чакры, душа ее свободна к восприятию. Ей переводчик не понадобится, да и куда ей, необразованной девчонке, по сути. Ее воспримут, как нечто, давно упущенное из рук, и вновь обретенное. Роль ее, думаю, не властвовать, но царить. Вариант парламентской монархии. Я даже думаю, что ее род просто спрятали в нашем мире от собственный неурядиц, междоусобиц. Наш мир – это их запасной вариант, а все разговоры о прекрасном будущем, на которые вы, к моему удивлению, не купились, это для тех, кто ждет результата в Москве, Ленинграде, Берлине. Хотя, думаю, в Берлине, сумели разгадать мою игру и роль, которую я хочу взять на себя: посредник, а впоследствии, может быть и э-э…, представитель…