Падение Башни - Айя Сафина

Почти год прошел с того первого ужина, где компания познакомилась со способностями Нины видеть далеко назад. Тогда она объявила Дэсмонду, что его отчим скончался в доме престарелых.

– Но этого никто не видел. А сейчас все они так и смакуют, что Дэсмонд, оказывается, способен чувствовать, – презрительно фыркнул Дэсмонд.

Нина понимала, как тяжело Дэсу вести подобный разговор, и ее радовал тот факт, что он готов говорить о его появившейся слабости с ней. А ведь еще недавно они друг друга на дух не переносили. Может, новая Нина и вправду лучше прежней?

– Они говорят об этом без зла. Они сочувствуют…

– А мне не нужно сочувствие! Мне нужен их страх! – тут же яростно огрызнулся Дэсмонд.

Нина понимала, в какой жестокой ловушке заперт бедный мужчина. Да, бедный Дэсмонд. Нина тоже была одной из них и сочувствовала, но не его потере, а его заточению в темнице без дверей. С одной стороны он желал быть любимым и любить самому. Нина часто видела в его воспоминаниях, как он заботился об Амелии: готовил ей завтраки, наслаждался ее похвалой после выигранных боев на ринге, бесился, когда она не принимала его ладонь, при выходе из автомобиля. Для самого Дэса было открытием, что такие мелочи могут доставить удовольствие. И теперь, едва испробовав эти новые приятные ощущения, он лишился их, и эта боль от потери превращала его в безумца.

А потеряв свой прежний облик, он лишился устрашающей маски, которая наводила оцепенение на всех вокруг. С детства Дэсмонда учили быть волком и скалиться, чтобы окружающие и на метр не желали приблизиться к нему. Этот своеобразный инстинкт выживания оброс вокруг Дэсмонда плотной колючей чешуей, от вида которой у людей подкашивались колени, а тело била дрожь. Дэсмонд выучил урок отчима, превратился в его идеал, и эта ребяческая радость от похвалы и гордости за самого себя захлопнула ловушку. Дэсмонд жаждал вернуть гордость умершего отчима, не понимая, что его недовольство собой – сидит в его собственной голове.

Темница без дверей. Дэсмонд одновременно хотел скинуть с себя змеиную ядовитую кожу, чтобы заслужить любовь, и в то же время не мог с ней расстаться, чтобы не потерять страх перед самим собой.

– Зачем ты позвал меня, Дэс? – спросила Нина, чувствуя его желание.

Он колебался с ответом. Он понимал, что Нина уже прочла его мысли и знает, чего он от нее хочет. Но зараза желала подвергнуть его пыткам. Она хотела, чтобы он сам произнес это вслух.

– Верни ее… – прошептал он.

На катке послышался неистовый рокот игроков. Редкие болельщики на трибунах закричали от радости, кто-то даже засвистел. Наверняка, Мия. Эта девчонка умела свистеть с двумя пальцами во рту громко и долго. По всей видимости, боссы забили первую шайбу.

– Я не могу, Дэсмонд, – ответила Нина, когда крики затихли.

– Но ты ведь делала это… Виктор рассказывал, да и Эрик…

– Дело не в этом.

Нина сглотнула.

– Это не для тебя, – сказала она.

Озлобленные глаза Дэсмонда напомнили о том, что страх перед ним все еще жив.

– Думаешь, не сдержусь, как в прошлый раз? – прошипел он сквозь зубы. – Ты же знаешь, я был пьян, и…

– Нет, не в этом причина! – перебила Нина. – Просто, ты еще не отпустил ее.

– Виктор тоже не знал наверняка о смерти Габи!

– Но он был готов попрощаться с ней. В этом и весь смысл. Твоя рана слишком свежа. Я лишь усугублю твою боль, продолжу твои страдания.

Дэсмонд опустил глаза. Нина была уверена, что они прятали слезы.

– Тебе нужно отпустить ее, – продолжала Нина, – нельзя делать людей смыслом своей жизни, люди – слишком хрупки.

Дэсмонд окинул Нину подозрительным взглядом.

– Это ее слова. Слова Амелии. Она часто их повторяла, – сказал он.

Нина улыбнулась.

– Я не знала об этом, клянусь тебе. Видимо, у нас с ней больше общего, чем я думала.

– Было общее.

Нина медленно протянула руку к Дэсмонду и прикоснулась к его грубым мозолистым ладоням. Дэсмонд поднял на нее заплаканные глаза. Это был их первый физический контакт.

– Когда-нибудь я приведу Амелию. Но только когда ты будешь к этому готов.

Дэсмонд кивнул, и Нина была рада тому, что его частая вспыльчивость от недовольства результатом в этот раз сдалась.

Финальный свисток обозначил конец игры. На поле боссов разразился целый фейерверк из радостных возгласов и торжественного пения. Трибуны, наполненные менее одним десятком фанатов, аплодировали в исступлении.

Боссы навалились на капитана команды, который обновил счет игры. Эрика прижали восемь мужских тел, с безудержным смехом празднующих свой проигрыш.

Двенадцать: шесть – в пользу телохранителей.

И это абсурдное торжество проигрыша веселило всех: телохранители смеялись над своими слабаками-боссами, а болельщики смеялись над рыданиями своих грозных боссов от счастья, что игра, как и их страдания, наконец, закончены.

Куча тел растворялась по мере того, как игроки со вздохами облегчения вставали и направлялись к трибунам за поцелуями от фанаток-жен, и Эрик, наконец, смог подняться со льда.

Его фанатка тоже ждала у ограждения, хлопая в ладоши.

Эрик подъехал к Нине и получил свой поцелуй. Нина потрепала его мокрые волосы, он казался невероятно соблазнительным в этом защитном костюме, потный с улыбкой до ушей.

– Ты обещал, – напомнила она.

– Разумеется! Готова?

Нина кивнула и снова вышла на лед, вцепившись в его толстые руки. Урок катания продолжился.

В этот раз Нина стояла уже увереннее и научилась тормозить. Правда совершенно женским способом – она просто садилась на лед, когда хотела остановиться. В одну такую остановку Эрик и настиг ее, прижав ко льду.

Нина рассмеялась, когда Эрик оказался сверху.

– Ты чего делаешь? Слезь с меня! – хохотала она.

– А что у нас тут под юбкой?! – воскликнул Эрик, нащупывая на ее бедрах кружевнее чулки, которые сводили его с ума.

– Эй! Не здесь же! – возразила Нина, скидывая его руки.

– Почему?!

– Ты воняешь!

Нина смеялась, а сама думала о том, как ей нравится этот запах пота Эрика. Был он каким-то особенно притягательным.

– Нина Эстер, Вы слишком сильно сводите меня с ума, чтобы я мог остановиться, – произнес Эрик с нарочитой галантностью и начал стягивать с нее трусики.

Он поцеловал ее также жадно, как и делал это всегда, когда страсть охватывала их. И пусть заниматься сексом в коньках на льду не особо удобно и, вообще, требует определенной сноровки, но разве может это быть препятствием для истинной любви?

Трибуны уже опустели, а в коридоре, ведущем в раздевалки, Роберт развернул каталку.