Цена посвящения - Олег Маркеев

— Что-нибудь выбрали, Владимир Дмитриевич?

Федотов помедлил с ответом, еще раз прошелся взглядом по телам девушек.

— Нату, — обронил он. Запил сказанное соком.

Роман уставился на Глеба.

— Я — пас.

— Не пообедаешь со мной? — неожиданно предложил Федотов. Попутно он небрежным жестом отослал Романа. — Ночью работа предстоит. Хочу расслабиться немножко.

Это можно было оценить как знак доверия. Если не знать, что Федотов относится к немногочисленной когорте неприкасаемых. Ему не только забавы с малолеткой сойдут с рук. В нынешнее потерявшее стыд время, когда смена сексуальной ориентации считается поводом для пресс-конференции, ему слова не скажут даже за тяжкую некрофилию. Хоть каждую ночь устраивай оргию в Мавзолее. Рот распахнУт от удивления, но не выдавят ни звука. Как Кремль умеет зашивать рты суровой ниткой, все уже насмотрелись. Дураков нет. Да и кто нынче не без греха? Только вякни, вмиг утопят в собственном же дерьме.

— Увы, уже ангажирован. — Глеб бросил взгляд на часы.

— На кого ты глаз положил?

— Я бы выбрал пару.

— Два-ноль, хочешь сказать?

— Нет. На полном серьезе. Рациональный подход, только и всего. Вон ту блонди в сине-зеленом и какую-нибудь малолетку в нагрузку. Блонди и уговорит, и утешит подружку, да, на мой взгляд, еще и вас чему-то новому научит.

— Я подумаю.

Глеб встал, оправил пиджак, взял со спинки плащ.

— Кстати, с чем едят фонд «Новая политика»? — непринужденным тоном спросил он.

Федотов посмотрел на него снизу вверх долгим взглядом.

— Как бы они тебя не сожрали, — произнес он. — Это «кладбище слонов» КПК. У нас с ними «водное перемирие»[28]. Слоны они боевые, разозлишь — затопчут.

Глеб хохотнул. Наклонился, уперевшись ладонями в стол.

— Если я их забагрю в дело, что мне за это будет? — горячим шепотом спросил он.

Федотов долго смотрел в его горящие жгучим огнем глаза.

— Такой услуги мы не забудем.

Смотрины Глеба Лобова организовал Добрынин. В оперативных делах он ни черта не смыслил, всю жизнь занимался аппаратной работой. Сначала в ЦК ВЛКСМ, потом, набравшись опыта и заручившись рекомендациями, перешел в серое здание на Старой площади, а в девяносто первом, когда здание ЦК обложила демократическая толпа и пришел конец КПСС, трудоустроился в ЛДПР.

Добрынин даже не ощутил дискомфорта от переезда со Старой площади и никаких душевных колик от перемены в судьбе не почувствовал. Аппаратная жизнь течет, независимо от партийной вывески. Ремесло свое он знал досконально, а идеи и партийные лозунги никогда всерьез не воспринимал. Судя по лоснящейся физиономии, не бедствовал и особо на работе не перенапрягался.

Бюрократия во все времена живет по правилу «ты — мне, я — тебе», а посему неистребима. Счет взаимных услуг и исполненных и принятых обязательств негласен, но точен, как «черная бухгалтерия» в уважающей себя фирме.

Как аппаратчик старой школы, Добрынин отлично знал правила игры и никогда их не нарушал. Если уж люди масштаба Салина с Решетникова снизошли до просьбы, расшибись в лепешку, но постарайся быть полезным. Зачтется, не волнуйся. Такие люди услуг не забывают, хотя и воспринимают их как должное.

Вот только в оперативном ремесле ничегошеньки не понимал. Защелкал хвостом по паркету от радости, что без промедления организовал нужным людям встречу с нужным человеком. Что с непуганого идиота возьмешь!

А Салина такой оборот погрузил в мрачное настроение. Даже футболисты мандражируют играть на чужом поле. А тут не мячик пинать предстояло, а смотреть клиента. Проводить оперативное мероприятие на чужой территории душа не лежала.

И назывался кабак весьма подозрительно — «С полем!». Салин не подал вида, что названьице показалось ему уж больно разгуляистым, новорусским. Промолчал и, оказалось, правильно сделал.

Войдя в зал, немного опешил. Ожидал увидеть барские охотничьи интерьеры «а-ля рюс», стилизацию под шалман в рыцарском замке, на худой конец некую копию таежной заимки. Чего сейчас не учудят на шальные деньги. А оказалось, кто-то скопировал внутреннюю обстановку домика в Завидовском охотхозяйстве ЦК. Причем, в деталях. На новомодный взгляд, привыкший к пастельным тонам и изысканной роскоши, цэковский дизайн казался примитивным и провинциальным.

И еще одно удивило. Спускались в подвал, уходя от промозглого московского дня, а оказались в зальчике, окнами выходящем на залитое луной редколесье. Трюк с ложными рамами и подсвеченными картинками за толстым стеклом был выполнен столь искусно, что создавалась полная иллюзия, что за стенами мерзнет от зимнего ветра Подмосковье.

Добрынин добродушно расхохотался, увидя замешательство Салина.

— Да Завидово это, Завидово! Образца семидесятых годов. Я первый раз тоже глаза вытаращил. Время-то какое было, одно удовольствие вспомнить. Великая эпоха!

Добрынин в ту самую «Великую эпоху» уже служил в отделе административных органов ЦК КПСС. Значит, было что вспомнить и о чем пожалеть.

Нынешняя синекура в ЛДПР ни по статусу, ни по престижности, безусловно, не шла ни в какое сравнение со скромной цэковской должностью. Деньги, правда, другие. Тогда о таких и подумать было страшно. Но эти, шальные, невесть откуда берущиеся и уходящие сквозь пальцы, лишь будоражили нездоровой щекоткой нутро, как наркотик. И как та же дурь опустошали и выстужали душу. Неспокойно делалось на душе от этих тугих пачек и растущих ноликов на банковском счете. То ли дело тогда, в «Великую эпоху»! Партмаксимум плюс цэковский паек и соответствующий рангу дом отдыха, а чувствуешь себя небожителем.

— А твой Глеб — психолог, — обронил Салин.

Решетников хмыкнул, понимающе подмигнул.

— А что, дружище, стол у вас всего один? — обратился он к метрдотелю.

— Да, — с профессиональным достоинством кивнул метрдотель. — Но он так устроен, что раздвигается по мере необходимости. Минимально — на четыре персоны. В полную длину — на двадцать.

— Да ну, в прошлый раз двадцать шесть набилось, и еще место осталось, — вальяжно махнул рукой Добрынин. — Это же охотничья изба, так? А после охоты все садятся за один стол. По ранжиру и старшинству, но — рядком.

— Само собой… Рассейский вариант Круглого стола[29]. Демократический централизм называется, — хохотнул Решетников. — А другое помещение имеется? — спросил он у метра.