Пятое время года - Н. К. Джемисин

Но он прав. Когда община уничтожена таким ужасным образом, Эпицентру понадобятся козлы отпущения. Почему бы не свалить все на двух рогг, что находились там, да еще вполне способных вдвоем сдержать любое сейсмическое явление? Разрушение Аллии – предательство всего, что Эпицентр обещал Спокойствию: укрощенных и покорных орогенов, безопасность от самых мощных толчков и извержений. Свобода от страха, как минимум до наступления Пятого времени года. Конечно же, Эпицентр будет чернить их как только возможно, поскольку иначе люди проломят его обсидиановые стены и вырежут всех внутри вплоть до самых мелких галек.

Не помогает и то, что Сиенит может сэссить теперь, когда ее сэссапины отошли от оцепенения, насколько все плохо в Аллии. Это на грани ее чувствительности, что само по себе удивительно, поскольку теперь она может дотягиваться куда дальше, чем прежде. И все равно очевидно – в плоскости плиты Максимали у восточного ее края прожжен колодец, идущий прямо вниз, вниз и вниз, до самой мантии планеты. Дальше Сиен проследить не может, да ей и не надо, поскольку она и так может сказать, что проделало этот колодец. Он шестигранный и в сечении как раз такой, как гранатовый обелиск.

А Алебастр в восторге. Она за одно это готова его возненавидеть.

Его улыбка гаснет, когда он видит ее лицо.

– Клятая Земля, ты вообще радоваться умеешь?

– Они нас найдут. Наши Стражи способны нас выследить.

Он качает головой.

– Моя – нет. – Ты вспоминаешь, что по этому поводу сказал тот незнакомый Страж в Аллии. – Что до твоего, когда твоя орогения отключилась, он потерял тебя. Это отсекает все, не только твои способности. Ему нужно прикоснуться к тебе, чтобы связь восстановилась.

Ты и понятия о таком не имела.

– Он все равно будет меня искать.

Алебастр замолкает.

– Тебе так нравилось в Эпицентре?

Вопрос застает ее врасплох и еще больше злит.

– Там я по крайней мере могла быть собой. Не приходилось скрывать, кто я такая.

Он медленно кивает. Что-то в его лице дает ей понять, что он прекрасно понимает ее чувства.

– И чего тебе не хватает здесь?

– Тебя трахнуть. – Внезапно ее охватывает такая злоба от того, что она понимает, на что злится.

– Уже. – От его ухмылки она вспыхивает жарче, чем Аллия. – Забыла? Мы столько раз трахались, хотя и терпеть не можем друг друга, по чужому приказу. Или ты заставила себя поверить, что хочешь этого? Неужели тебе так нужен член – даже такой средненький, как мой?

У нее нет слов. Она уже не думает и не говорит. Она в земле, и земля дрожит от ее гнева, усиливая его. Торус, возникающий вокруг нее, высокий и четкий, он оставляет дюймовое в ширину кольцо такого лютого холода, что воздух шипит и мгновенно вымерзает добела. Она заморозит его до самой Арктики.

Но Алебастр только вздыхает и чуть напрягается, и его торус поглощает ее силу легко, как палец тушит свечу. Это ничто по сравнению с тем, на что он способен, но глубина того, с какой легкостью и быстротой он гасит ее ярость, заставляет ее пошатнуться. Он шагает к ней, словно чтобы поддержать ее, и она с тихим рычанием отшатывается от него. Он сразу же отступает, поднимая руки, словно прося перемирия.

– Извини, – говорит он. Звучит это искренне, и она не срывается с места в бешенстве сразу же. – Я просто пытался указать тебе.

Он и указал. Не то чтобы она этого прежде не понимала – она рабыня, все рогги рабы, а ощущение защищенности и самоценности, которое дает Эпицентр, связано условием чужой власти над жизнью и даже над собственным телом. Одно дело – знать это самому, признаваться в этом самому себе, но это такая правда, которую никто из них не использует против другого – даже чтобы указать, – поскольку это слишком жестоко и не нужно. Вот почему она ненавидит Алебастра – не потому, что он сильнее, не потому, что он чокнутый, но потому, что он не оставляет ей фикции вежливости и невысказанной правды, которые столько лет позволяли ей чувствовать себя уютно и безопасно.

Они еще мгновение сверлят друг друга взглядами, затем Алебастр качает головой и поворачивается, чтобы уйти. Сиенит идет следом, поскольку тут действительно некуда идти. Они спускаются к пещерам. Когда они идут вниз по лестнице, Сиенит невольно думает о третьей причине, по которой ей так неуютно на Миове.

В гавань входит огромное, изящное парусное судно – может, фрегат, может, галеон, она не знает других названий, кроме корабля, – по сравнению с которым все остальные суда просто ничтожны. Обшивка его настолько темная, что кажется черной, с заплатками более светлого дерева тут и там. Паруса его из парусины песочного цвета, тоже латаные-перелатаные, выбеленные солнцем и с пятнами от воды… и все же, несмотря на все эти пятна и заплатки, все судно в целом странно прекрасно. Оно называется «Клалсу», или так ей слышится это слово, и оно пришло через два дня после того, как Сиенит и Алебастр попали на Миов. На борту тогда были добрая часть крепких взрослых этой общины и много нечестной добычи, захваченной во время нескольких недель пиратства вдоль прибрежных торговых путей.

На «Клалсу» также пришел и его капитан – заместитель вождя, причем заместитель лишь из-за того, что проводит больше времени на море, чем на острове. Иначе Сиен сразу поняла бы по приветствиям толпы, как только он спрыгнул на доски причала, что это истинный лидер Миова, поскольку, даже не зная ни слова их языка, она видит, что все его любят и смотрят на него. Его имя Иннон: Иннон Стойкость Миов на языке континента. Крупный мужчина, темнокожий, как все миовиты, сложенный скорее как Опора, а не Стойкость и силой личности превосходящий любого юменесского Лидера.

Только на самом деле он не Опора, и не Стойкость, и не Лидер – эти функционал-имена мало значат в обществе, отвергающем устои Санзе. Он ороген. Дичок, рожденный свободным и взращенный открыто Харласом, который тоже рогга. Здесь все их предводители рогги. И так остров пережил столько Зим, что они уже и не считают.

И кроме этого… ладно. Сиен не уверена, как вести себя с Инноном.

Сейчас она слышит его голос сразу же, как они входят в главный вход пещерной общины. Все могут слышать его, поскольку он говорит в пещере так громко, как, наверное, на мостике своего корабля. Хотя это и не нужно – в пещере эхом отдается даже самый слабый звук. Просто он не из тех, кто себя ограничивает, даже когда надо.

Как сейчас.

– Сиенит, Алебастр! – община собралась у общих очагов для вечерней трапезы. Все сидят по каменным или деревянным лавкам, отдыхают и болтают, но вокруг Иннона собралась большая группа людей, и он их потчует… чем-то. Он сразу же переходит на санземэт, поскольку он один из немногих в общине, кто говорит на этом языке, хотя и с сильным акцентом. – Я ждал вас обоих. Мы приберегли для вас хорошие истории. Сюда! – Он встает и машет им, словно ора на пределе громкости ему мало, чтобы привлечь их внимание, будто человека в шесть с половиной футов ростом, с гривой заплетенных в косички волос и одежде трех разных народов – все кричащие – трудно заметить в толпе.