Скиталец - Дмитрий Видинеев

Голова чудовища начала отдаляться, унося с собой аммиачный запах. Змеевидная шея взвилась вверх, острая морда пронзила пространство, огромная пасть раскрылась, и из нее, вместе с потоком пара, вырвался басовитый протяжный рев. Этот мощный звук эхом разнесся над руинами, по желтому небу стремительно побежали зеленые волны.

Когда отзвуки эха полностью затерялись среди развалин, чудовище еще какое-то время стояло неподвижно, как памятник древнему злу. А потом шея начала уменьшаться, втягиваться в тело.

Алина вытерла пальцами выступившую на лбу испарину. Тошнота отступила. В горле пересохло, и очень хотелось пить. Неожиданная жажда просто с ума сводила, чудовище как будто одним своим видом вытянуло из тела все соки.

Подошла к ближайшему столику с яствами и напитками и, проигнорировав стоящие там же бокалы и наплевав на приличие, жадно приложилась к графину с жидкостью красного цвета. Это оказался ягодный морс, до того холодный, что зубы сводило.

Утолив жажду, Алина вернулась к парапету. Увидела, как чудовище, с меланхоличной мощью переставляя лапы, двигалось в сторону дороги. Рядом шел Максимка. Две фигуры, похожие друг на друга как гнилое огромное дерево на крошечный, полный жизни цветок.

Когда они покинули территорию амфитеатра, выйдя на широкую дорогу, дети, как по команде, развернулись и мрачным потоком двинулись следом. Тихо и тоскливо играли свирели и скрипки, шептались зрители. Ольга с бокалом в руке о чем-то беседовала с пожилой, но все еще красивой женщиной в старинном платье, а Алина со слезами на глазах смотрела на марш обреченных.

Сотни согбенных фигурок переставляли ноги. Головы у всех опущены, в каждом движении – чужая воля. А впереди, на небольшом расстоянии, чудовище и мальчик в оранжевой бейсболке. Дорога была короткой, она вела к обрамленному рядами статуй входу в подземелье.

Алина заметила девочку лет пяти, идущую в конце детского потока. Белое платьице, синий бант в светлых вьющихся волосах. Тот, кто привел эту малышку в дар Скитальцу, нарядил ее словно на праздник. Она шла медленней остальных детей, а потому немного отстала.

Но вот девочка споткнулась, распласталась на дороге, некоторое время лежала неподвижно, затем поднялась и, как заново заведенная механическая кукла, пошла дальше. Одна ее нога теперь была босая, красная сандалия осталась возле выбоины в плите, о которую девочка споткнулась.

Глядя на красное пятнышко на дороге, Алина ощутила, как внутри ее будто сжимается тугая пружина, по телу пошла дрожь. Хотелось кричать во всю глотку, выплескивать из себя слова проклятий. Она ненавидела эту разношерстную толпу внизу, ее душило замешанное на жгучей ярости желание: чтобы все они сдохли!

Алина, начисто забыв данный самой себе наказ быть хладнокровной, быстро подошла к столику, схватила графин и швырнула его за парапет. Бокалы и блюда с фруктами полетели следом. Снизу раздались возмущенные голоса, но ей было плевать, она жалела, что эти «снаряды» не гранаты.

Подбежали Ольга, пожилая женщина и двое мужчин, помешали швырнуть еще одно блюдо. Схватили за руки, за плечи, но не грубо, а участливо.

– Спокойно, девочка. Спокойно, – зашептала ей прямо в ухо женщина.

Алина не стала вырываться, из нее словно выпустили отравленный гневом воздух. Она обмякла и тихо зарыдала, согнувшись.

– Спокойно, – погладила по плечу женщина.

Ольга взяла Алину за руку.

– Соберись, ну же… Ты ведь сильная. Я понимаю, что ты чувствуешь, но нужно собраться. Мы сейчас пойдем с тобой в подземный храм, не хочу, чтобы все видели твои слезы. Соберись, сестра!

Алина вырвала ладонь из ее руки, выпрямилась, подавила очередной всхлип.

– Я… не сестра тебе. Никогда ею не буду, – порывистым движением размазала слезы по лицу. Сделала глубокий вдох и резкий выдох. – Пойдем в твой чертов храм.

Она жалела, что сорвалась, что не выдержала эмоциональный удар, но очень надеялась, что хотя бы один ее «снаряд» угодил в голову какому-нибудь зрителю.

Вместе с Ольгой она прошла вдоль парапета. Возле лестницы остановилась, бросила взгляд на дорогу: детский неспешный поток втягивался в темный проем подземелья, маленькие фигурки будто пожирала огромная пасть. А вон и девочка с синим бантом в светлых волосах. Тьма ее поглотит последней.

Пока спускались по ступеням в проходе между зрительскими рядами, Алина ощущала на себе взгляды сотен глаз, слышала сквозь продолжающую играть музыку ровный гомон толпы. Меньше всего ей сейчас хотелось глядеть на лица зрителей, этих бездушных тварей, которые недавно с такой радостью аплодировали чудовищу. Смотрела четко перед собой, а люди вокруг казались тенями.

Пересекли арену, вышли на дорогу. Детей на ней уже не было, их полностью поглотил темный зев подземелья. Парад маленьких смертников завершился, после него осталась лишь красная сандалия на каменной плите.

Ее подняла Алина.

Почему-то было важно поднять ее, прижать к груди и идти так дальше, ощушая, что обрела что-то родное, греющее душу в этом проклятом мире древних руин.

Вот и вход в подземелье. Вокруг, в объятьях сухой лозы – огромные статуи странных животных. Короткий широкий тоннель, затем ведущие вниз ступени. Здесь пахло тленом, было холодно, как в морозильной камере, на сложенных из каменных блоков стенах искрился иней.

Сжимая в руке сандалию, Алина спускалась по лестнице вслед за Ольгой. Под наклонным потолком висели вполне себе современные люминесцентные лампы, почти все они мигали, добавляя в мрачную обстановку толику безумия.

Ступени закончились. Женщины, вздрагивая от холода и выдыхая облачка пара, вошли в большой круглый зал. Проблема с освещением здесь была та же, что и на лестнице, – развешанные в каком-то беспорядке длинные лампы на потолке нервно мигали, иногда гасли на несколько секунд и вспыхивали снова, издавая звук, похожий на жужжание пчел.

Но и такого порывистого освещения оказалось достаточно, чтобы Алина разглядела то, что творилось в зале.

Увидела и едва не заорала от ужаса.

Ведь это был ад.

Повсюду – тела. Дети, похожие на мумий, с кожей словно сухой пергамент и с седыми волосами. Глаза в темных впадинах глазниц выглядели как серые студенистые сгустки. Некоторые дети были еще живы, они ворочались на каменном полу, тянули в равнодушную к их мукам пустоту похожие на тонкие веточки руки. Из приоткрытых ртов вырывалось шипение, на стоны и крики сил уже не было.

Лампы мигали, вырывая из темноты изуродованные болью лица, и посреди этого кошмара стоял на коленях Максимка в оранжевой бейсболке. Голова была опущена. Его била мощная дрожь, иногда он вздрагивал так, что руки взметались как плети.

Алина застыла, не в состоянии сдвинуться с места, в ее сознании сгущались тучи. Даже Ольга утратила самообладание – зажмурилась, тяжело задышала.