Безобразный Ренессанс. Секс, жестокость, разврат в век красоты - Александр Ли

Но Просперо принял твердое решение. Когда два самых влиятельных во всем христианском мире кардинала пытались вытолкать его из капеллы, он выкрикнул слова поддержки Энея. Голова Энея шла кругом от церковных потасовок, в ушах его звучали отчаянные крики д’Эстутвиля. Так он стал новым папой – Пием II.

Подобное начало понтификата трудно считать благоприятным. Вместо того чтобы являть собой образец христианского согласия, конклав превратился в жестокую потасовку, где в ход шли самые грязные средства. Подобное поведение показалось бы недостойным даже современному клубу регби. Но в этом не было ничего необычного. В эпоху Ренессанса каждый конклав был по меньшей мере «бурным». Крики и потасовки возникали сплошь и рядом. Подкуп (правильнее «симония») считался нормой жизни. В 1410 г. Бальдассаре Косса занял 10 тысяч флоринов у Джованни ди Биччи де Медичи, чтобы стать антипапой. После воссоединения Церкви ситуация еще более ухудшилась, несмотря на постоянные попытки конклавов положить конец практике симонии. Впрочем, попытки подкупа, предпринятые д’Эстутвилем, бледнеют в сравнении с тем, что в 1492 г. сделал Родриго Борджиа.66 Этот перспективный испанский кардинал предложил одному лишь Асканио Сфорца четыре повозки серебра и приходы, которые приносили доход более 10 тысяч дукатов в год. По стандартам других конклавов выборы Пия II прошли вполне спокойно и гладко.

Но такая ожесточенная борьба на конклавах эпохи Ренесанса объяснялась вовсе не ростом духовного престижа папства. Святой Престол стал призом, материальную и политическую ценность которого было просто невозможно определить.

После возвращения в Рим папство стало оказывать серьезнейшее влияние на баланс сил в Италии. Разумеется, папы играли важную роль в политике международной, и влияние их значительно превышало влияние любого другого государства. Любые союзы, куда входил папа, любые кампании, которые он начинал, угрожали стабильности коммун, королевств и signorie на полуострове. Но не менее серьезное влияние папа оказывал и на внутреннюю политику отдельных государств, непосредственно вмешиваясь в судьбы различных семейств. Он мог закрепить или разрушить суверенитет семейства над территорией, назначив собственного наместника в викариат конкретного города или сняв его с этой должности. Он мог даровать дворянский титул по своему усмотрению. И он мог серьезно увеличить или уменьшить доходы семейства в зависимости от распределения приходов и доходов Церкви.

Все это было бы не так важно, если бы курия оставалась институтом, стоящим выше национальных и семейных интересов, если кардиналы были достойными, честными людьми, заботящимися исключительно о духовном благополучии Церкви. Но все было не так, и кардиналы были совсем не такими. Папы не только руководствовались в своей деятельности интересами собственных территорий, но еще и о семье не забывали – и неважно, происходили ли они из знатных правящих династий или из зарождающихся новых кланов. Стоило очередному папе заполучить Святой Престол, как он сразу же начинал использовать свою колоссальную власть в интересах родного региона, наполнять закрома родственников (впрочем, семейные интересы часто шли рука об руку с интересами «национальными) и укреплять сети личной власти.

Неудивительно, что каждый, кто обладал хоть каким-то честолюбием, делал все возможное, чтобы угодить папам, в надежде ухватить какие-то крошки, падающие с папского стола. Короли Франции, Англии, Испании и Венгрии, самые знатные семейства Италии – все старались сделать кого-то из родственников кардиналами. Но, возможно, самым явным знаком роли папства как источника денег и власти являлась коррумпированна я практика непотизма. Хотя папы назначали своих родственников в коллегию кардиналов еще со средних веков, в эпоху Ренессанса эта практика достигла апогея.67 Появление кардиналов-племянников превратилось в настоящую эпидемию. Мартин V, к примеру, не только наделил своего племянника Просперо Колонну кардинальской шапкой, но еще и использовал все свое влияние к тому, чтобы его семья получила под полный контроль весь Рим. Евгений IV, которого кардиналом сделал дядя, Григорий XII, ввел в коллегию двух своих племянников. Каликст III был настолько бесстыдным, что одного из его протеже, Бернардо Роверио, прозвали «чудовищным Папой», который «осквернил Церковь Рима мздоимством».68 Даже вполне респектабельный Николай V сделал кардиналом своего сводного брата. Дальше хуже. Стремясь сделать малоизвестное семейство делла Ровере одним из самых знатных в Италии, Сикст IV вводил своих родственников в коллегию кардиналов такими темпами, что превзошел даже самых коррумпированных своих предшественников. По словам Макиавелли, «этот Папа был первым, показавшим, что способен сделать глава Церкви и каким образом многое, считавшееся до того времени неблаговидным, может благодаря папской власти обрести вид законности».[15]69 За семь лет он возвысил не менее шести своих прямых родственников, и они составили почти четверть конклава, собравшегося после его смерти. Павел III сделал то же самое для двух своих внуков, причем одному из них, Рануччо, было в то время всего 15 лет. Александр VI, который сам был кардиналом-племянником Каликста III, ввел в коллегию кардиналов десять своих родственников, включая сына Чезаре Борджиа и двух внучатых племянников. В период с 1447 по 1534 г. шесть из десяти пап получили кардинальские шапки из рук своих родственников.

Каждый кардинал-племянник получал доходные приходы и обширные земли, что усиливало престиж и власть семейства, к которому он принадлежал. Неудивительно, что семья делла Ровере достигла величия в конце Ренессанса исключительно благодаря богатствам кардиналов-племянников.70 А Пьетро Риарио, ставший кардиналом при папе Сиксте IV, сумел стать одним из богатейших людей Рима.

Но это еще не все. Помимо желания заполнить коллегию кардиналов своими родственниками папы, высоко чтившие семейные узы, были готовы оказывать поддержку родственникам и вне Церкви. Вскоре после окончания раскола Мартин V предоставил своим родственникам Колонна полную свободу действий в Риме и даровал им большие поместья в Неаполитанском королевстве. Его действия стали примером для подражания. Светский непотизм Сикста IV дошел до такой степени, что возмутил даже Макиавелли.71 В 1508 г. Юлий II (племянник Сикста IV) даровал герцогство Урбино своему племяннику Франческо Марии делла Ровере. Климент VII сделал своего незаконнорожденного сына Алессандро де Медичи герцогом Флоренции. Герцогом Пармы стал незаконнорожденный сын Павла III, кондотьер Пьер Луиджи Фарнезе. Но самым печально известным в этом отношении был, конечно же, Александр VI. Вот что писал о нем Гвиччардини:

По честолюбию Александр превзошел всех своих предшественников. Он решил создать империю Борджиа в Северной Италии – не больше и не меньше. Своего второго сына, Хуана, он сделал главнокомандующим армией Церкви и убедил короля Испании даровать ему титул герцога Гандии. После смерти Хуана Александр позволил своему другому сыну, Чезаре, покинуть коллегию кардиналов, стать герцогом Валентинуа и завоевать Романью. Во властной игре отца участвовала даже дочь Александра Лукреция. Она трижды выходила замуж за членов знатных итальянских семейств.