Нечаев - Феликс Лурье

Мы получили из России от Комитета бумагу, касающуюся, между прочим, и вас. Вот места, которые к вам относятся:

«До ведения Комитета дошло, что некоторые из живущих за границей русских баричей, либеральных дилетантов, начинают эксплуатировать силы и знания людей известного направления, пользуясь их стесненным экономическим положением. Дорогие личности, обремененные черной работой от дилетантов-кулаков, лишаются возможности работать для освобождения человечества. Между прочим, некий Любавин (Heidelberg bie Wittwe Wald Sandgasse, 16) завербовал известного Бакунина для работы над переводом книги Маркса, и как истинный кулак-буржуа, пользуясь его финансовой безвыходностью, дал ему задаток и в силу оного взял обязательство не оставлять работу до окончания. Таким образом, по милости этого барича Любавина, радеющего о русском просвещении чужими руками, Бакунин лишен возможности принять участие в настоящем горячем русском народном деле, где участие его незаменимо… Насколько такое отношение Любавина и ему подобных к делу народной свободы и его работников отвратительно, буржуазно и безнравственно, и как мало оно разнится от полицейских штук — очевидно для всякого немерзавца…»

Комитет предписывает заграничному Бюро объявить Любавину:

1) что если он и ему подобные тунеядцы считают перевод Маркса в данное время полезным для России, то пусть посвящают на оный свои собственные силенки, вместо того чтобы изучать химию и готовить себе жирное казенное профессорское место,

2) чтоб он (Любавин) немедленно уведомил Бакунина, что освобождает его от всякого нравственного обязательства продолжать переводы, вследствие требования русского революционного Комитета.

Далее идут пункты, которые сообщать вам мы считаем преждевременным, отчасти рассчитывая на вашу прозорливость и предусмотрительность,

Итак, М[илостивый] Г[осударь], вполне уверенные что вы, понимая с кем имеете дело, будете так обязательны, что избавите нас от печальной необходимости обращаться к вам вторично путем менее цивилизованным. Мы предлагаем вам:

1) Тотчас по получении сего послания, телеграфировать Б[акуни]ну о том, что вы снимаете с него нравственную обязанность продолжения перевода.

2) Тотчас же послать к нему подробное письмо с приложением сего документа и конверта, в котором он получен.

3) Тотчас послать письмо к ближайшим нашим агентам (хотя на известный вам женевский адрес), в котором известить что предложение Бюро за № таким-то вами получено и выполнено.

Строго аккуратные по отношению к другим, мы рассчитываем в который день вы получите это письмо; предлагаем в свою очередь и вам быть не менее аккуратным и не замедлить выполнением, чтобы не заставить прибегать к мерам экстренным и потому немного шероховатым.

Смеем уверить вас, м[илостивый] г[осударь], что наше внимание к вам и вашим поступкам с этого времени будет несравненно более правильным. И от вас самих зависит, чтоб дружественные отношения наши росли и крепли, а не обращались в неприязненные».[559]

Любавин не испугался угроз Комитета и отправил переводчику «Капитала» резкий протест. Вместо того чтобы разобраться в случившемся, Бакунин встал в позу невинно оскорбленного и под предлогом допущенных Любавиным грубостей отказался от продолжения работы. Тогда Любавин потребовал от него расписку в получении аванса. Бакунин написал обязательство при случае возвратить деньги, что, впрочем, не выполнил, и поручил Нечаеву отправить документ в Гейдельберг, Нечаев же оставил его у себя.[560] В скандал оказались втянутыми многие, в их числе Маркс, Утин и Лопатин, а ведь речь шла не о бульварном романе.

Московский заговорщик пробыл в Локарно не более двух недель и возвратился в Женеву. Вскоре зуда приехал сын А. И. Герцена Александр и передал Огареву вторую половину бахметевского фонда.[561] Этими деньгами Герцен имел право распоряжаться по своему усмотрению. Александр Иванович намеревался употребить их на поправление дел типографии Чернецкого, безотказно служившей вольной русской прессе. Но наследники Герцена и его ближайшие друзья, посоветовавшись, решили не сопротивляться домогательствам триумвирата. Они помнили об огорчениях, пережитых А. И. Герценом из-за бахметевских денег, абсолютно незаслуженных упреках, настойчивых и противозаконных требованиях отчетов о тратах. Таким образом, остаток фонда перешел в руки Огарева.

Почти одновременно с появлением Нечаева в Женеве в эмигрантские круги просочились слухи о стремлении русского правительства заполучить организатора убийства студента Иванова. Сам главноуправляющий III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии граф П. А. Шувалов взялся за руководство поимкой Нечаева. Своей правой рукой в этом нелегком предприятии он назначил заведующего Третьей (секретной) экспедицией К. Ф. Филиппеуса, главу политического сыска империи. Резидентом в Европе Шувалов отправил своего адъютанта полковника А. Н. Никифораки. Глава III отделения обратился с просьбой к русским посланникам в европейских государствах о содействии в этой деликатной операции. Приведу письмо от 27 февраля 1870 года, отправленное Шуваловым во Францию графу Э. Г. Штакельбергу:

«Государь Император повелеть соизволил принять все меры к поимке этого преступника, который бежал из России за границы 20 декабря, по полученным мною сведениям, проживал некоторое время в Женеве, теперь же неизвестно куда скрылся.

Поручив состоящему при мне полковнику Лейб-гвардии Семеновского полка Никифораки отправиться в чужие края, чтобы руководить розысками, имею честь об этом уведомить Ваше Сиятельство, покорнейше прося Вас, Милостивый Государь, оказать Никифораки согласно воле Августейшего Монарха, все зависящее от Вас содействие, в случае, если бы возложенное на него поручение привело его на французскую территорию».[562]

Для выслеживания Нечаева в помощь гвардейскому полковнику Филиппеус порекомендовал самого квалифицированного сышика III отделения К. — А. И. Романа. Он появился в Европе еще в августе 1869 года для приобретения обманным путем опасного для русского правительства архива покойного князя-эмигранта П. В. Долгорукова и успешно справился с поставленной задачей.[563] Среди эмигрантов Романа знали как издателя Н. В. Постникова, отставного офицера, человека радикальных взглядов. Ловкому полицейскому агенту посчастливилось завоевать доверие эмигрантов. Но кроме знакомства с Бакуниным и Огаревым преуспеть в поимке Нечаева ему не удалось. Не связанный с Романом и его помощниками в Европе действовал, по крайней мере, еще один агент III отделения. 14 апреля 1870 года он доносил: