Светлые воды Тыми - Семён Михайлович Бытовой

— Теперь полежи, Бомба́, а я в Уську за доктором слетаю, — говорил он торопливо и ласково, и из глаз его бежали слезы.

Он стал на лыжи, закинул за спину ружье и побежал вдоль узкой просеки, широко размахивая руками. До поселка километров десять. Хорошей дороги не было. Только узкая, местами запорошенная снегом тропинка вела туда. Но Мулинка решил сократить путь и резко взял влево. Он бежал между деревьями, по снежным сугробам, через завалы бурелома, лишь бы поскорей успеть к доктору.

Он знал, что дорога каждая минута. Кроме того, он чувствовал себя виноватым перед товарищем. Не отлучился бы, не пошел бы проверять капканы, был бы все время с Иваном, — ничего бы не случилось.

Уже во втором часу ночи, задыхаясь и совершенно выбившись из сил, Мулинка подбежал к больнице.

— Петр Степанович! Доктор! — закричал он и так сильно принялся стучать кулаками в окно, что выбежавшая на крыльцо медсестра обмерла от страха.

— Кто здесь? Почему так стучите? Разбудите больных!

— Софья, беда! — хриплым голосом произнес Мулинка. — Зови доктора!

— Сегодня доктор не дежурит. Что случилось?

— Бомбу́ шатун задрал. Наверно, Бомба́ помер уже…

Они побежали к доктору, разбудили его. Пока собирали в упряжку собак, весь поселок уже узнал о несчастье. Вышел на улицу и шаман Никифор. Прислонился спиной к забору и заворчал:

— Прежнее время ко мне бежали. А теперь к доктору. Его разве с духами говорить умеет? Помрет, наверно, Акунка Иван…

— Ладно тебе, старый! — прикрикнула на отца Матрена. — Только и ворчишь…

— Матрена! Уйду скоро! — погрозив ей кулаком, сказал шаман.

Но дочь не обратила на его слова никакого внимания и тоже побежала к дому доктора, где уже собралась большая толпа.

Рано утром Бомбу́ доставили в больницу; у него было сломано два ребра, поврежден череп. Но охотник благополучно перенес операцию и вскоре стал поправляться. Через месяц он уже начал ходить.

— Бомбу́ наш доктор починил, — с восхищением рассказывал каждому встречному Мулинка.

Когда-то, очень давно, орочи устраивали в тайге праздник медведя. Даже старые люди теперь уже плохо помнят этот праздник.

Только столетняя бабушка Анна Васильевна, когда еще была девочкой, случайно попала на такое торжество. Как раз в те дни ее купил в жены молодой охотник Зогду Акунка. Зогду вез свою юную жену к себе в стойбище. По пути они и попали на праздник.

Мы с Николаем Павловичем попросили бабушку рассказать нам какие-нибудь подробности.

И вот что она смогла вспомнить.

Орочи называют медведя уважительно «мапа», что значит «старик».

День охоты на медведя держали в тайне. Говорить о предстоящем выходе в тайгу не полагалось. Разговаривали о чем-нибудь другом, не имеющем отношения ни к охоте, ни к медведю.

Говорили о погоде, о прошедшей недавно пурге, о том, что много за зиму навалило снега и как бы весной не вышли из берегов таежные речки.

Шли на охоту не спеша, держась друг от друга на некотором расстоянии. У каждого в мыслях было одно: поскорей напасть на след медведя. Когда кто-нибудь нападал на след, он немедленно сообщал остальным; при этом орочи делали вид, что ничего особенного не случилось, и молча брели дальше, не сводя, однако, внимательного взгляда с медвежьих следов. Шли долго, иной раз целый день, не выказывая при этом ни усталости, ни тревоги, хотя предстоящая встреча с «уважаемым стариком» волновала всех.

Завидев, наконец, медведя, охотники не сразу пускали в него смертоносные копья. Сперва обращались к зверю с краткой речью, справлялись о его здоровье, о новостях, какие произошли в тайге. Медведь рычал, сердился, но орочи словно не замечали этого. Когда же копье, пущенное рукой охотника, пронзало сердце мапы и «старик» падал, орочи подходили к нему, обнимали и громко говорили: «Пришел, здравствуй, спасибо!»

Затем начинался обряд над убитым зверем. Охотник, пустивший копье, снимал с себя ремень, затягивал им шею зверя и привязывал к молодой елочке, заранее обвитой инао — стружками. Потом по очереди срезали с этой елочки по ветке и зажигали ее.

Пока синий пахучий дым клубился над тушей зверя, охотники несколько минут стояли молча, с нарочитым равнодушием поглядывая на свою жертву. Даже выколов медведю глаза — так полагалось по обряду, — орочи делали вид, что это не они, а какая-то невидимая птица слетела с высокого дерева и выклевала у зверя глаза. Чтобы мапа в это поверил, орочи начинали свистеть по-птичьему, и часто бывало, что на их пронзительный свист и впрямь слетались с деревьев птицы.

После этого приступали к обряду свежевания.

Медведя брали за ноги, поворачивали на спину, клали поперек брюха четыре палочки — «застежки». Разрезав острыми ножами палочки, как бы «отмыкали застежки». Затем по прямой линии вспарывали шкуру и сдирали ее, оставляя только на голове и передних лапах.

Священное мясо медведя ели только мужчины, женщинам давать его было запрещено. Не кормили им и ездовых собак. Варить мясо уходили в более глухое место, густо заросшее кустарником.

Когда мясо было готово, его вынимали из котла и в кипящую воду бросали медвежью голову. В костер подкладывали побольше хвои, чтобы ветер как можно дальше распространял пахучий дым.

Голова варилась долго, пока мясо не отделялось от костей. Вынутый из котла череп украшали стружками и подвешивали на дереве с обрубленной вершиной.

Кости медведя сохранялись как реликвии.

Связки одинаково подобранных косточек охотники приносили в стойбище, дарили женщинам. Эти амулеты многие годы хранились в юртах и переходили по наследству женщинам рода.

Долгие годы хранила Анна Васильевна Акунка ожерелье из медвежьих косточек. Теперь оно у кого-то из ее прапраправнучек, а у кого именно — не может вспомнить.

— Да, было дело, — вздыхает бабушка, собрав на лбу глубокие темные морщины. — Нынче, однако, получше праздники есть! — И только теперь заметив, что на полу сидят ребятишки, говорит им: — А вам, дети, я сказку расскажу. Много я разных сказок помню.

Она выколачивает пепел из трубки, снова набивает ее табаком из кожаного кисета, закуривает.

— Почему у бурундука на спине черные полоски? А вот почему. Давно когда-то бурундук и медведь очень дружили, в гости часто ходили друг к другу. Однажды захотелось им узнать, как солнышко всходит. Долго спорили, кому из них первому увидеть восход, и решили так: бурундук сядет мордой к заходу, а медведь — к восходу солнца. Вот сели они друг к другу спинами, ждут, глядят на