Перворожденный - Пол Томпсон

– И это само по себе означает для них рабство?

Ситэл решил, что пришло время вмешаться.

– Рабочие, которых ты видел, были проданы в рабство, потому что они совершили преступления против народа Сильванести, – мягко произнес он. – То, что они Каганести, не имеет значения. Ты зря сочувствуешь им, Кит.

– Я так не думаю, отец, – пылко возразил сын. – Мы все гордимся нашей кровью Сильванести, и это хорошо. Но гордость не должна заставлять нас эксплуатировать наших подданных.

– Ты слишком долго пробыл в глуши, – холодно заметил Ситас. – Ты забыл, какова жизнь в большом мире.

– Придержи язык, – резко перебил его Ситэл. – И ты тоже, Кит.

Звездный Пророк выглядел удрученным.

– Я рад видеть, что оба моих сына так остро чувствуют, что справедливо, а что нет. Вижу, что в ваших жилах течет кровь Сильваноса. Но этот спор о рабах не имеет смысла. Если с рабами на Рынке хорошо обращаются и они выполняют назначенную работу, я не вижу причин вмешиваться.

– Но, отец…

– Выслушай меня, Кит. Ты вернулся всего четыре дня назад. Я знаю, что в лесу ты привык к большой свободе, но город и народ не могут существовать подобно лагерю в глуши. Кто-то один должен руководить, остальные должны подчиняться. Только так Пророк может защитить слабых и править по справедливости.

– Да, отец.

Когда Ситэл объяснил ситуацию таким образом, происходящее почти приобрело смысл. И все же Кит-Канан знал: никакая логика и никакие аргументы не убедят его в том, что рабство имеет право на существование.

Ситас слушал речь отца со сложенными на груди руками. Кит не настолько непогрешим, каким кажется, подумал первенец. Осадив брата с его сентиментальными россказнями, Ситас полностью почувствовал себя следующим Звездным Пророком.

– А теперь у меня есть приказ для тебя, сын, – обратился Ситэл к Кит-Канану. – Я хочу назначить тебя командиром новой милиции.

Последовала тишина, во время которой Кит-Канан пытался переварить услышанное. Он только что вернулся домой, а теперь его отсылали прочь. Он взглянул на Ситаса – тот отвел глаза, – затем снова на Пророка.

– Меня, отец? – ошеломленно переспросил Кит-Канан.

– Кто лучше подойдет для этого, чем ты, с твоим опытом воина и охотника? Я уже обсуждал это с госпожой Тералинд и лордом Дунбартом, и они согласились. Сын Пророка, бродяга, друг Каганести – ты наилучшая кандидатура.

Кит-Канан взглянул на Ситаса:

– Твоя идея, Сит?

Брат пожал плечами:

– Здравый смысл указывает на тебя, и ни на кого другого.

Кит-Канан провел рукой по взъерошенным волосам. Старый хитрец Дунбарт знал все это во время их утренней поездки, но не обронил ни слова. А, в самом деле, не привел ли он его на Рынок, чтобы показать ему рабов? Чтобы подготовить его к отъезду?

– Ты можешь отказаться, – предупредил Пророк, – если хочешь.

Он просто не ожидал такой реакции от своего отважного сына.

В мозгу Кит-Канана взметнулся вихрь образов и мыслей. Перед ним чередой прошли разграбленная деревня, что они видели с Макели; Вольторно, свободно разгуливающий по его стране, чтобы убивать и грабить; Анайя, смертельно раненная, сражавшаяся с каменным ножом против мечей и копий; рабы Каганести, которых лишили свободы.

И принц услышал свои собственные слова: «Если бы у жителей было несколько копий и они умели сражаться, то все остались бы в живых».

Взгляд Кит-Канана надолго задержался на лице брата, а затем он взглянул на Пророка и негромко произнес:

– Я согласен.

Кит-Канан, в сопровождении преданного Макели, провел несколько последующих дней в беседах с королевскими гвардейцами, согласившимися вступить в милицию. Как он и предсказывал, возможность иметь собственную землю оказалась заманчивой для солдат, из которых не многие обладали каким-либо имуществом, кроме собственной одежды. Кит-Канан смог выбрать себе в сержанты лучших из них.

Объявили о большом народном празднике, устроенном как в честь нового договора с Эрготом и Торбардином, так и в честь согласия Кит-Канана командовать новой милицией защитников государства. Этих солдат уже окрестили Гончими – такое название в древности носили вооруженные отряды Каганести, сражавшиеся на стороне Сильваноса во время войн за объединение эльфийского государства.

– Я все никак не пойму, почему бы нам просто не полететь туда, – недоумевал Макели, сгибаясь под тяжестью настоящих доспехов и круглого железного шлема.

– Грифоны принадлежат Королевскому Дому, – объяснил Кит-Канан. – И, кроме того, их бы не хватило на всех нас.

Он натянул последнюю веревку, удерживавшую тюк с его личным имуществом. Его гнедой боевой конь, Киджо, мог нести постельные принадлежности и доспехи. Кит-Канан обрадовался, узнав, что старый конь по-прежнему бодр.

Макели недоверчиво разглядывал лошадей.

– А ты уверен, что эти чудища ручные?

Кит-Канан улыбнулся:

– Ты летал на Аркубаллисе на высоте тысячи футов над землей, а теперь боишься ехать верхом на лошади?

– Я знал Аркубаллиса, – нерешительно ответил мальчик. – А этих животных я не знаю.

– Все будет в порядке.

Кит-Канан прошелся по рядам коней и воинов. Были завязаны последние узлы и сказаны последние слова прощания.

На Дороге Процессий толпились двести пятьдесят воинов и столько же коней. В отличие от злополучной предыдущей экспедиции Ситэла, отряд Кит-Канана был полностью оснащен и передвигался верхом. Со времен войн, предшествовавших основанию государства, из Сильваноста впервые выходил такой большой отряд.

Обочины улиц заполнял народ, пришедший полюбоваться на великолепное зрелище. Воины отказались от парадных доспехов и облачились в более подходящую амуницию. Каждый эльф надел кованый железный нагрудник и простой шлем с поднятым забралом. С седел свисали бронзовые щиты в форме песочных часов. Каждый нес лук и двадцать стрел, меч, нож и тяжелый дротик, который можно было метать или использовать как копье. Лошадей не стали одевать в доспехи – от них требовалась подвижность.

Кит-Канан засунул под мышку свои латные рукавицы и поднялся по ступеням церемониального входа в Звездную Башню. Здесь стояли его родители, Ситас, Герматия и госпожа Тералинд. Претор Ульвен сидел в своем кресле, рядом с ним маячил Ульвиссен. Лорд Дунбарт попросил разрешения не участвовать в церемонии. По словам его верного секретаря, Дролло, у посла начался приступ колик. Кит-Канан знал, что с тех пор, как договор был одобрен императором Эргота и королем Торбардина, старый негодяй проводит время в прибрежных трактирах и харчевнях.

Принц размеренным шагом поднялся по ступеням, не отводя взгляда от отца. На голове Ситэла красовалась официальная Звездная Корона, великолепный золотой обруч, украшенный драгоценностями, в центре ее сиял знаменитый Глаз Астарина, самый большой изумруд в Кринне. Лучи полуденного солнца преломлялись в его гранях, и нежно-зеленые отблески падали на улицу и сады.