Навеки твоя Эмбер. Том 2 - Кэтлин Уинзор

– Ладно, я потом поговорю с ней! – Она бросила негодующий взгляд на удалявшуюся Эмбер и пробормотала в сердцах: – Шлюха! – Потом подозвала своих служанок и поспешила вниз по лестнице.

Эмбер в накидке поверх халата спустилась на двор проводить отъезжающих. И Эмили, и Нэн умоляли ее поехать с ними, но Эмбер была тверда, убеждая их, что ей здесь ничто не грозит. Она действительно больше не испытывала страха, наоборот, грохот барабанов, стук копыт по мостовой, людские крики и колокольный звон – все это вызвало у нее прилив энергии.

Все дети ехали в одной карете с двумя няньками, и даже Сьюзен начала верить, что все это развлечение. Эмбер поцеловала детей.

– Береги свою сестру, Брюс. Не оставляй ее одну и постарайся успокоить.

Увидев, что мама не едет с ними, Сьюзен снова начала плакать. Она встала ногами на сиденье и вцепилась руками в окно кареты, когда коляска стала выезжать со двора. Эмбер помахала им рукой и вернулась в дом: впереди у нее было много хлопот.

Она так и не спала в ту ночь: присматривала за переносом ценных вещей графа в кладовую. Золотые и серебряные тарелки и кружки, подаренные отцу графа Карлом I, когда старый граф приказал переплавить посуду, чтобы внести деньги на ведение войны, их и свои драгоценности – все было убрано в каменный тайник в подвале. Когда работу закончили, Эмбер переоделась, быстро выпила чашку горячего шоколада и около шести часов отправилась к Шардаку Ньюболду на Ломбард-стрит, куда он и многие другие банкиры переехали после пожара.

Это была длительная поездка от Стрэнда через руины Сити. Повсюду виднелись строительные леса, но появились и новые здания. Новые улицы, основательно перестроенные, оставались совершенно пустыми. Кое-где из подвалов струился дым, в воздухе висел сильный запах мокрого угля. Поверх куч золы и пепла нанесло земли, из которой возникли мелкие ярко-желтые цветы, лондонские ночные фиалки; они весело сияли сквозь мрачный густой туман, опустившийся до земли.

Усталая и встревоженная, Эмбер сидела в коляске в самом плохом настроении. Она ощущала боль в животе, голова кружилась от усталости. Когда они подъехали к дому Ньюболда, Эмбер увидела длинную вереницу экипажей, а также мужчин и женщин, стоявших в очереди, хвост которой загибался за угол и выходил на Абчёрч-лейн. В отчаянии Эмбер наклонилась вперед и постучала веером в стенку кареты.

– Поезжай на Сент-Николас Лейн и там остановись! – крикнула она Джону Уотермену.

Там они вышли – Эмбер, Большой Джон и два форейтора – и прошли по узкой улочке, которая вела к черному ходу в дом. Но ворота оказались под охраной двух стражников, которые тотчас скрестили мушкеты.

– Миледи Дэнфорт к вашему хозяину! – сказал один из форейторов.

– Я очень сожалею, ваша светлость. Но у нас приказ никого не пропускать через, эти ворота.

– Пропустите, – коротко приказала Эмбер, – иначе я вам нос отрежу!

Напуганные то ли ее угрозой, то ли мощной фигурой Большого Джона, стражники отступили. Слуга пошел доложить Шадраку Ньюболду о прибывшей. Вскоре он появился сам. Шадрак выглядел таким же усталым, как и Эмбер. Он вежливо поклонился ей.

– Я взяла на себя смелость прийти к вам через задние ворота. Я была на ногах всю ночь и не могла ожидать очереди.

– Конечно, мадам. Прошу вас пройти в контору.

Она с облегчением опустилась в предложенное ей кресло. Щипало глаза, болели ноги. Она вздохнула и в изнеможении опустила голову на руки. Шадрак налил стакан вина, который Эмбер приняла с благодарностью, – хоть на время к ней вернулись силы.

– Ах, мадам, – пробормотал Ньюболд, – сегодня печальный день для Англии.

– Я пришла за своими деньгами. Мне нужны все сейчас.

Шадрак изобразил грустную улыбку на лице и стал задумчиво вертеть в руках очки. Наконец он вздохнул:

– Нужны всем, мадам. – Он показал в сторону окна, откуда виднелась длинная очередь. – Каждому. Вклад некоторых – двадцать фунтов, у других, как, у вас, гораздо больше. Через несколько минут я должен буду впустить их и вынужден буду сказать им всем то, что говорю вам, – я не могу выдать деньги.

– Как! – вскричала Эмбер. Заявление Шадрака ошеломило ее, усталости как не бывало. – Уж не хотите ли вы сказать… – Она начала подниматься с кресла.

– Одну минуту, мадам, прошу вас. Ничего с вашими деньгами не случилось. Они в полной сохранности. Но разве вы не видите: если я и все другие банкиры Лондона отдадут все, до последнего шиллинга, из вкладов… – Он сделал беспомощный жест. – Это просто невозможно, мадам, вы понимаете? Ваши деньги в сохранности, но они не в моем распоряжении, кроме небольшой суммы. Остальное отдано под проценты, вложено в виде инвестиций в недвижимость, в ценные бумаги, в другие предприятия, о которых вы сами знаете. Ведь я не допускаю, чтобы ваши деньги, как и деньги других вкладчиков, лежали просто так, зазря. Вот почему мы не в состоянии вернуть вам все деньги сразу. Дайте мне двадцать дней, и, если деньги по-прежнему будут вам нужны, тогда я их выдам. Но нам совершенно необходимы эти двадцать дней, чтобы вернуть вложенные суммы обратно. Однако даже это создает финансовую анархию, способную пошатнуть бюджет страны.

– Страна и так уже пошатнулась. Ничего хуже, чем вторжение, не могло произойти. Что ж, я понимаю вас, мистер Ньюболд. Вы позаботились о моих деньгах во время чумы, во время пожара, и я не сомневаюсь, что и сейчас вы позаботитесь о них не хуже, чем я сама…

Эмбер вернулась домой, четыре часа пролежала, пыталась уснуть, пообедала, затем отправилась во дворец. По Стрэнду тянулась вереница повозок и колясок с беженцами.Они торопились выехать из города в более безопасные места страны. В коридорах и дворах дворца тоже стояли груженые повозки. Повсюду люди собирались в группы и прислушивались к канонаде, говорили только о вторжении и старались раздобыть денег, спрятать ценности и составить завещание. Некоторые из придворных присоединились к добровольцам, с ушедшим с Альбемарлем в Чэтем или с Рупертом в Вулидж, и вот на этих нескольких сотнях людей зиждилась теперь вся надежда Англии.

По дороге Эмбер часто останавливали придворные дамы и джентльмены и спрашивали, что она собирается делать, а потом, не ожидая ответа, пускались в разговоры о своих собственных бедах. Люди были мрачными: они знали, что все фортификационные сооружения разрушены, армия малочисленна и плохо вооружена, что страна лежит беспомощная перед неприятелем. Люди негодовали, что банкиры не возвращают им деньги, и клялись, что никогда впредь не станут к ним обращаться. Другие собирались отправиться в Бристоль или другой портовый город и отплыть в Америку или на континент. Если Англия стала тонущим судном, они не желали пойти на дно вместе с ней.

В комнатах королевы было жарко и многолюдно, все говорили разом. Катарина обмахивалась веером и старалась выглядеть сдержанной, но ее быстрые черные глаза беспокойно метались, выдавая тревогу. Эмбер подошла поговорить с ней: