Мила 2.0 - Дебра Дриза

Маму могли прятать где угодно.

Пройдя мимо еще двух одинаковых дверей, Лукас остановился и толкнул узкую дверь справа.

— Душ, — сказал он. — Можешь не торопиться.

После пятнадцати минут тщательного мытья мочалкой я вышла из душа, наконец-то чистая и в своей старой одежде, которая аккуратной стопкой лежала на табуретке в углу.

Перед третьей дверью от душа Лукас провел знакомый ритуал с кодовым замком.

Когда раздался сигнал и дверь тяжело отъехала в сторону, я вошла, не заставляя себя просить, и без энтузиазма оглядела камеру. Она была крошечной, даже меньше моей комнаты на ранчо Гринвудов.

Размеры: 2,1 м на 2,1 м.

У меня даже не хватило сил на раздражение, несмотря на то что я и в этот раз пережила бы без этих ценных сведений.

Смотреть там было особо не на что. Узкая койка у противоположной стены, на ней аккуратно сложенное оливково-зеленое одеяло. На правой стене маленький стальной унитаз. Голый бетонный пол. И едкий запах хлорки, выжегший следы предыдущих обитателей.

Это была комната без особых претензий, комната, которая не пыталась выдавать себя за что-то иное, чем она была на самом деле, — тюремной камерой.

Возможно, в ней я буду спать в последний раз в жизни.

На меня навалилась усталость, напоминая о том, что людям — даже поддельным — нужен отдых. Сделав два шага, я оказалась у кровати и села. Я задумалась, настоящая ли это была усталость, или мой мозг как-то определял, в какой момент подавать фальшивые сигналы. Может, момент вычислялся на основе объема физической активности моего тела — как при расчете продолжительности тренировок, — потому что вычислить его исключительно по времени было бы явно невозможно, слишком много других факторов.

Сейчас это имело слишком мало значения, чтобы спрашивать.

Не обращая внимания на Лукаса, который топтался в дверном проеме, не входя и не выходя, я плюхнулась на бок. Веки опустились. По щекам потекли слезы, но на этот раз я не потрудилась их вытереть.

Резкий вдох. Нерешительные шаги. Хруст сустава.

— Мила? — Голос Лукаса, тихий, словно он боялся меня потревожить. Он зазвучал совсем рядом. — Ты в порядке?

Открыв глаза, я не удивилась, увидев, что он присел на корточки возле койки.

В этот раз, когда Лукас протянул руку, он не остановился, пока его пальцы не коснулись влажной дорожки на моей щеке. Ощутив мягкое, теплое прикосновение, я застыла, не шевелясь. Если бы мое дыхание было настоящим, я бы как раз сейчас его затаила.

— Ты заплакала, — глухо сказал Лукас.

Я изумленно посмотрела на него. Это что, значило, что я ему небезразлична? Что кто-то в этом мире, кроме мамы и парня, которого я, вероятно, никогда больше не увижу, считал меня чем-то большим, чем дорогой машиной? Потому что я уже сама почти перестала в это верить.

Он вытер мне сначала одну щеку, потом другую. Это простое действие, крошечное проявление сострадания, показалось мне чудом.

А потом он разрушил иллюзию, когда бросил взгляд через плечо, внезапно напрягся и, подняв руку к глазам, стал разглядывать жидкость, размазывая ее между кончиками пальцев. Как будто чтобы оценить физические свойства.

Потому что именно это он и делал. Лукас был поражен достижением науки и техники, которым я была в его глазах, не более того.

Я перевернулась на другой бок, лицом к стене. Надеясь, что он поймет намек и побежит готовить свой отчет.

Когда за Лукасом закрылась дверь, я подтянула колени к подбородку и крепко обхватила их. Поза зародыша, о которой я могла знать только понаслышке. Ведь я появилась на свет не из утробы живого человека, а в лаборатории, наверняка такой же холодной и стерильной, как эта комната. По идее, я должна была чувствовать себя как дома.

Я закрыла глаза, надеясь, что реальность отступит, хотя бы ненадолго. Я представила, что я в безопасности. Что меня защищают. Представила, что чувствую запах маминого лосьона с розмарином, ощущаю, как она гладит меня по волосам, слышу, как рядом бьется ее сердце, ласково напоминая мне, что я не одна.

Я не хотела оставаться одна.

Шаги зазвучали в длинном коридоре, ведущем к моей комнате, гораздо раньше, чем я ожидала. Неровная походка Лукаса и обычные шаги еще двоих.

Я резко села. Это хорошо? Плохо? Без разницы? Вряд ли Лукас мог так быстро проанализировать данные по последнему испытанию. А если он уже закончил… то что это значило?

Зажужжав, дверь отъехала в сторону, и на пороге возник высокий силуэт Лукаса. Теперь его рубашка была не только помята в том месте, где я в нее вцепилась, но и уголки его воротника торчали вверх, как будто он нервно теребил их. Но, несмотря на это, его лицо ничего не выражало. В его светлых глазах не было ни следа беспокойства, ни намека на какие-то эмоции.

— Генерал Холланд ждет, — сказал он, чеканя каждый слог. Прежний Лукас, тот, который извинялся за карту памяти, который обращался со мной как с настоящей девушкой, пропал бесследно. Исчез, когда я сломалась и перегорела.

Холланд. Меня ждал Холланд. Я была не готова с ним встретиться. К этому невозможно было быть готовой.

— Ты закончил отчет?

Он пожал плечами, глядя в стену за моей койкой.

С трудом встав, я приказала себе идти. Ноги казались неподъемными, как будто мои ступни превратились в камень.

Лукас как-то странно отдалился, вел себя холодно. Не то чтобы это имело значение.

У меня были более насущные заботы.

Например, как выжить.

Наш марш-бросок по коридору был одновременно мучительно долгим и нестерпимо быстрым. Мысль о том, что эти сырые голые стены могут оказаться одним из последних мест, которые я увижу, наполняла меня непреодолимым унынием — было удивительно, что я вообще как-то переставляю ноги.

Шагая следом за Лукасом, я вспоминала документалку, которую мы смотрели на уроке обществознания, о заключенных, приговоренных к смертной казни. Интересно, они себя так же чувствовали, когда их вели на казнь? Знали, что в конце пути их ждет смерть, и при этом все равно краешком сознания цеплялись за надежду, что в последнюю минуту их помилуют и они смогут еще пожить?

К несчастью, Холланд не был похож на человека, способного кого-то помиловать.

Широкая металлическая дверь, к которой подвел нас Лукас, была мне знакома. Слишком хорошо знакома. Я стояла неподвижно, глядя, как он производит необходимые манипуляции с ватной палочкой и набирает код. Лукас медлил целых две секунды, прежде чем нажать последнюю кнопку. Дверь, зажужжав, открылась.

Я в оцепенении застряла на пороге, и блондин пнул меня ботинком под колено.