Дочь Клеопатры - Мишель Моран

— Почему? Думаешь, мы с тобой тоже под подозрением?

— Неизвестно. Но только на днях обыскали комнаты Юбы с Агриппой.

Я сделала изумленное лицо.

— Вот именно, — кивнул брат. — Сумасшедшее время.

— А Галлию кто-нибудь упоминал?

— Кажется, нет. Хотя трудно сказать, за кем нынче велено присматривать преторианцам. Не исключая и самого Марцелла.

Я вновь помолчала.

— А он что-нибудь говорил насчет брака?

Александр пристально посмотрел на меня.

— Для твоих ушей — ничего.

— Значит, у них любовь? — воскликнула я.

— Не знаю.

— Но ведь Марцелл что-нибудь говорит?

Брат замялся.

— Ну, что она красивая и разделяет его увлечение цирком.

— Плевать ей на цирк! Юлия там бывает ради него.

— Что ты желаешь услышать, Селена? Да, он как-то назвал тебя привлекательной…

— Правда?

— Многие так полагают, — сухо сказал Александр.

— А что еще?

— Это все. Извини. Ты знаешь, кому он обещан. Зря только тратишь время на пустые мечты.

Вечером у виллы выстроились рабы с эбеновыми носилками. Мысль о предстоящем возвращении особенно никого не радовала, и менее всех — Марцелла.

— Нормальные семьи останутся здесь до самого октября, — сетовал он, — а нас тянет в эту парилку.

— Разве мы такие, как все? — с укоризной произнесла его мать.

— Почти, — усмехнулся приемыш Цезаря, — с той только крошечной разницей, что управляем Римом.

— Для этого существует Сенат.

— Значит, вот как ты собираешься поступить, будучи Цезарем? — вскинулся Тиберий. — Отдашь Сенату бразды правления, а сам станешь прохлаждаться?

Появился Октавиан, и все неловко умолкли.

— Помашем на прощание здешним бездельникам, — заявил он, переступив порог дворца. — Это счастливейший день в их жизни.

Ливия рассмеялась. Октавия ответила на странную шутку брата беглой улыбкой.

Марцелл недовольно скрестил руки на груди, а потом обратился к Юлии, рассчитывая найти у нее сочувствие.

— Как же мне надоела эта школа, — проворчал он. — Подумать только, еще два года! Я, кажется, не дотерплю до семнадцати лет. Особенно зная, что вместо этого мог бы жить здесь.

Девушка погладила его по руке, поддразнила:

— Все лучше, чем рабский труд, — и вдруг повернулась ко мне. — Селена, почему бы тебе не поехать с братом?

После чего проворно вскарабкалась на носилки к Марцеллу. Я уставилась на их тени на занавеске, но Александр ухитрился втащить меня за собой.

— Не расстраивайся, — проговорил он сочувственно. — Прекрасно, что ты ему не нужна.

Я в изумлении округлила глаза.

— Сама подумай, чем бы это закончилось? Как поступила бы Юлия?

— Сделалась бы моим врагом.

Брат кивнул.

— Эта девушка не всегда так прелестна, как ее украшения и туники.

— А по-моему, ты на нее все глаза проглядел.

Александр хохотнул.

— Юлия мне совершенно неинтересна. Можешь поверить на слово.

— Разве? Кажется, ты глаз от нее не отводишь.

— Да. И еще — невеста Марцелла. Этого не изменить, как бы нам ни хотелось, — туманно промолвил он.

Я представила, как в соседних носилках довольно смеются Юлия с женихом, как их тени мало-помалу сближаются… Перед глазами все поплыло.

Александр обнял меня за плечи, и я дала волю слезам. Но вдруг заметила, что плачу не одна. Щеки моего брата тоже блестели от влаги. Поглощенная собственным горем, я так и не удосужилась спросить почему.

Февраль 27 г. до н. э.

Спустя несколько месяцев после возвращения с Капри Октавиан освятил храм Аполлона и устроил пир, продлившийся до раннего утра. Но и это было ничто в сравнении с торжеством, которое ожидало Тиберия и Марцелла в честь их недавнего пятнадцатилетия во время мартовских либералий. Юлия настояла на новых туниках, отвергнув отрезы тканей, приобретенные нами на зимние праздники.

— Нужно что-то особенное, — твердила она весь февраль, упрашивая отца отпустить нас вместе с Галлией на Бычий форум, где разгружались суда из Остии[39].

Таким образом мы могли бы купить материю до того, как ее вообще увидят в Риме. За неделю до либералий Октавиан наконец согласился, и мы в сопровождении семерых преторианцев оказались на Бычьем форуме.

— Как они это терпят? — поморщилась Юлия, сунув к носу янтарный шарик.

— Ты сама сюда захотела, — напомнила Галлия.

— А почему вокруг такие оборванцы?

Бывшая рабыня устало переглянулась со мной.

— Добро пожаловать в Рим.

Недовольная таким ответом, девушка обернулась ко мне.

— Видела когда-нибудь столько грязи? Эти люди, похоже, даже не моются.

— Такая у них работа, — сказала я. — Целый день со скотом.

— И все же. — Она прикрыла нос ладонью. — Не будь мой отец так озабочен своей репутацией у плебеев — давно велел бы купцам доставлять материю прямо на Палатин.

Запах и впрямь стоял удушающий. По ту сторону дороги жались друг к другу четырех— и пятиэтажные бетонные постройки; трудно было представить, каково это — жить среди вечного шума и вони. Мы обходили бронзового быка, занимавшего середину площади, когда Галлия посоветовала остерегаться воришек.

— Никогда не знаешь, какие люди снуют поблизости. А бывает…

На противоположной стороне Бычьего форума раздался женский вопль, и внезапно все обратились в бегство.

— В чем дело? — перепугалась Юлия, схватив меня за руку.

Какое-то мгновение мы ничего не видели, потом толпа раздалась, и наша провожатая прокричала:

— Быки!

Стражники окружили нас, но, увидев двух разъяренных животных, бросились врассыпную.

Мы с Юлией вжались спинами в стену жилого здания. Быки приближались.

— Бежим! — воскликнула Галлия.

Бежать было некуда. Я зажмурилась, и тут первый бык промчался на волосок от нас прямо в открытую дверь постройки. Зато второй наклонил голову, явно не собираясь последовать за своим собратом, и устремился в нашу сторону. Галлия оглушительно завизжала. Внезапно грозный великан пошатнулся. Я заметила краем глаза светловолосого человека, возникшего на балконе соседнего здания с луком в руках. В воздухе просвистела вторая стрела, за ней еще одна, и еще. Взревев от ярости, бык развернулся посмотреть на врага. Пары бесценных мгновений хватило на то, чтобы отважный солдат метнулся вперед и заколол его металлическим копьем — пилумом.