Олимпийские игры. Очень личное - Елена Вайцеховская

«Я не заслужил такого окончания карьеры», – сказал в Пекине Станислав Поздняков. Он был и прав и неправ одновременно. Да, не заслужил. А кто из его поколения – заслужил? Попов? Карелин? Света Хоркина – в Сиднее и Афинах? Или олимпийский чемпион Атланты Коля Крюков, упавший в Пекине с брусьев в своем последнем олимпийском финале? Просто поражение всегда приходит внезапно, когда не ждешь. Не знаю никого из великих чемпионов, кто бы ехал на Игры просто участвовать в них. Или, скажем, за серебром. Даже когда человек объективно понимает, что он далеко не так силен, как прежде, все равно в глубине души теплится надежда: «А вдруг?»

Рассуждения о несправедливости Олимпийских игр длятся, наверное, уже столько же, сколько существуют сами Игры. Игры-2008 наотмашь шарахнули по многим ветеранам. В стрельбе, велогонках, плавании, прыжках в воду, легкой атлетике, фехтовании.

Великие не любят признаваться в своих истинных чувствах. Олимпийская чемпионка Афин Любовь Галкина, выигравшая в Пекине серебро в стрельбе, сразу сказала, что счастлива. Мол, отдавала себе отчет в том, что не так сильна уже, как была когда-то. Юля Пахалина, которой в прыжках в воду удалось подняться на пьедестал дважды, тоже сказала, что довольна. Особенно второй из своих серебряных медалей. Собственно, были свежи и другие воспоминания: Саша Попов, когда остался вторым на стометровке вольным стилем в Сиднее, уже на следующий день говорил, что рад медали. Что серебро на третьих Играх, завоеванное после четырех олимпийских побед подряд, – очень достойный результат.

Это так, безусловно. Только верить в такое не получается. Наверное, потому, что я видела глаза спортсменов в тот момент, когда они понимают, что проиграли.

Подобные сюжеты невозможно прогнозировать. Помню, в 2004-м в Афинах, где стометровку выиграл голландец Питер ван ден Хугенбанд, я долго разговаривала «за жизнь» с его отцом Кеесом. Тот рассказывал мне, что сын рос, мечтая о достижениях Попова, что именно российский пловец был для него кумиром и что Питеру особенно приятно сознавать, что свое олимпийское золото он второй раз подряд завоевал на дистанции, где до него блистал легендарный Попов.

Там же в Афинах Хугенбанд-старший поведал мне, что Питера очень просили стать знаменосцем голландской олимпийской сборной. Но он отказался, поскольку был слишком сильно сосредоточен на своем выступлении. «Но в Пекине мой сын понесет флаг, – завершил тему Кеес. – Там ему уже будет не важен результат. Питер решил, что будет плыть просто для собственного удовольствия.

Когда я передала эти слова Попову, тот хмыкнул: «Это сейчас Питер так думает. А приедет в Пекин, и все станет совсем по-другому. Я-то знаю, как это бывает…»

Лицо голландца в Пекине после проигранной им стометровки я видела. Он проплыл прекрасно, даже улучшил свой личный рекорд, который в Сиднее воспринимался как совершенно фантастический. Но занял лишь пятое место. И столько боли было в его глазах…

В Пекине я постоянно задавалась одним и тем же вопросом: «Ну почему им иногда так не везет?»

«Случайно Олимпийские игры не выигрывают, – сказал мне как-то один известный тренер. – Случайно их можно только проиграть». Позже я часто размышляла над той фразой. И все больше склонялась к мысли, что результаты Олимпийских игр не бывают случайными никогда. Они порой кажутся таковыми, но лишь на первый взгляд. Сколь бы абсурдным ни выглядел чей-либо триумф, он означает всегда одно: тот, кто выиграл, оказался готов к самому важному мигу своей жизни лучше других. Оказался единственным, кто сумел свести воедино все силы: физические, нервные, моральные…

Иногда в такие моменты кажется, что ты умираешь. Физически чувствуется, что именно сейчас, в эти предфинишные секунды, произойдет что-то страшное: взорвется мозг, все тело… Особенно – в скоростных видах спорта. И у большинства нормальных людей элементарно срабатывает чувство самосохранения. Внешне они не перестают бороться, лишь на миг позволяют себе самую чуточку приостановить этот процесс сознательного самоубийства. И финишируют проигравшими.

Олимпийская радость чемпионов тоже особая. Иногда ее нет вообще: есть лишь тупое опустошение и желание немедленно закрыть глаза и никого и ничего не видеть. Но даже тогда, когда победитель истошно кричит от радости, этот крик идет не от сознания. Он скорее первобытно-животный: так выплескивается дичайшее напряжение пережитой борьбы.

Возможность использовать олимпийский шанс выпадает большинству спортсменов лишь раз в четыре года. А порой так и вовсе однажды. И очень трудно описать словами, что такое – быть готовым к этому шансу.

Собственно, в этом и кроется главная притягательность Игр и величие чемпионов.

Двукратный чемпион мира по фигурному катанию Стефан Ламбьель бросил заинтересованный взгляд на громадную извивающуюся очередь и пошел дальше. Его никто не узнавал, не доставал просьбами об автографах, не пытался сфотографировать. Люди в очереди были заняты совсем другим. Они стояли за варежками.

Громадный ванкуверский The Bay был единственным местом в городе, где варежки – малиново-красные, с белоснежными олимпийскими кольцами на тыльной стороне и кленовым листом на ладони – с девяти утра и до полуночи подносили продавцам, словно патроны на передовой. Лозунг «Купи варежки, прикоснись к Играм» захватил канадцев почище осеннего гриппа. Их и покупали – гроздьями. Люди уносили добычу охапками и, подумав, возвращались занять змеящуюся вокруг массивного здания очередь по второму разу.

Вторым фетишем Ванкувера стали ярко-бирюзовые «олимпийские» куртки с меховой подпушкой из искусственного меха. По цвету они ничем не отличались от волонтерских, и уже на второй день Игр казалось, что весь Ванкувер и его пригороды состоят из одних волонтеров. Улыбчивых, доброжелательных, всем интересующихся и… ничего толком не знающих. Как в деревне.

– А что ты хочешь? – сказал на это мой давний знакомый, обосновавшийся в Канаде почти за два десятка до того, как Ванкувер получил Игры-2010. – Мы и есть деревня. И уклад здесь абсолютно деревенский. Для местных жителей Игры – невиданный праздник и глобальное бедствие одновременно.

При этих словах я почему-то вспомнила свою деревенскую бабушку, которая до самого конца жизни категорически не понимала слова «нет времени». «Куда заторопилась? – набрасывалась она на меня каждый раз, когда я начинала смотреть на часы. – Сейчас картошечку пожарю, сальца нарежу, позавтракаешь, а там и беги себе. Полчасика – и все дела».

После первого визита на биатлонный стадион в Уистлере (четыре часа дороги в один конец с двумя пересадками и бесконечными ожиданиями между автобусами) я устроила форменный разнос представительнице олимпийской транспортной службы. Ожидала любой, самой непредсказуемой реакции, но никак не виновато-широченной улыбки: «Спасибо огромное. У нас ведь нет совершенно никакой обратной связи с теми, кто пользуется транспортом. Не представляете, насколько ценны такие замечания. Будем рады услышать обо всех проблемах. И надеемся, это не помешает вам наслаждаться Играми».