Сильные. Книга 1. Пленник железной горы - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Где? – спросил дядя Сарын.
И, не дожидаясь ответа, первым шагнул в дом.
Когда я догнал его у дверей Нюргуновой спальни, он стучал кулаком в створку и спрашивал с раздражением:
– Можно?
– Сейчас! – откликалась Айталын. – Еще нельзя!
– Да что ты там делаешь?
– Я позову! Я уже…
Я отметил, что на крыльце Айталын не было. Значит, едва Жаворонок раскричалась, моя сестра шмыгнула в спальню к спящему Нюргуну. Она, значит, уже. Она позовет. Она дядю Сарына не пускает. Кто, в конце концов, в доме хозяин?!
Пинком я распахнул дверь.
Айталын мыла спящего Нюргуна. У ложа, подобрав под себя ноги, ждал знакомый беговой котел. Сам, небось, и воду согрел, и по зову явился. Влажной тряпкой Айталын вытирала испарину, обильно выступившую по всему Нюргунову телу. Свободной рукой, орудуя пальцами, словно гребнем, сестра расчесывала Нюргуну волосы. Убирала пряди с лица, прятала за уши.
– Что вы лезете! – возмутилась она. – Я же сказала: сейчас!
Дядя Сарын ухватил меня за плечо, оттащил назад.
– Не обижай девочку, – тихо бросил он, закрыв дверь. Чешуйчатые веки дяди Сарына подрагивали. Мне даже показалось, что из-под них вот-вот сползет пара блестящих слез. – Она хочет, чтобы я увидел его красивым. Не потным грязнулей, а Нюргуном, сыном Сиэр-тойона и Нуралдин-хотун. Понимаешь?
– Нет, – честно ответил я. – А вдруг он умрет?
– Прямо сейчас?
– Ага. Вдруг он умрет, пока она его моет?
– Значит, он умрет красивым.
Разговор окончен, понял я. Мы стояли и ждали, пока Айталын кончит мытье.
– Уже! Заходите!
Мы зашли, и Айталын охнула. Зажала рот обеими ладонями, будто наружу рвался вопль ужаса, и нельзя было выпустить его, освободить, дать волю. Нюргуну дать волю можно, а воплю – ни за что.
– Не бойся меня, девочка, – сказал дядя Сарын.
Моя сестра убрала ладони:
– Я не боюсь. Мне вас жалко. Вы же слепенький, да?
Не сразу я сообразил, что Айталын видит дядю Сарына впервые. Мы-то с Мюльдюном привыкшие, про близнецов и речь не идет. А малышке каково, а? Пожалела убогого, добрая душа…
– Зряченький, – Сарын-тойон улыбнулся. – В корень зрю, в мякотку.
– Врёте!
Славная все-таки у меня сестричка. Добрая в маму, честная в меня.
– Вру? Тебе, душа моя? Да чтоб я сдох!
– А как вы тогда видите?
– А так, что все насквозь, и даже глубже. Вот ты, например, красавица. Правда? А этот бугай на ложе – голый и чистый. Тряпку ты выкрутила, повесила на край котла. Эй, котел! Бегом на место! И топтаться по одеялам не надо, помнёшь. Нет, душа моя, это я не котлу, это я тебе. Ты их лучше в уголок отнеси и сложи там. Теперь веришь, что я зряченький?
– Ой-боой…
Айталын часто-часто закивала: верю, мол.
– Веришь, что я разбужу твоего брата?
– Д-да…
– Вот и славно. Вера – лучшая помощница. Держит на плаву.
Он сам не верит, догадался я. Или верит, но знает что-то такое, о чем помалкивает.
– Ты иди, душа моя. Отдыхай.
– Я останусь, – в сестре проснулась прежняя малышка Айталын. Та, которая боотура узлом завяжет и на крюк повесит. – Я буду здесь.
– Хорошо, – с неожиданной легкостью согласился дядя Сарын. – Одеяла в угол, сама – на одеяла, и рот на замок! Договорились?
– Бегу! Сижу! Молчу!
– Умница. Юрюн, мне понадобится медная пластина. В доме есть медь?
– Не знаю.
– Есть котел, – вмешалась Айталын, – но вы его отослали. Котел медный!
– Нет, котел не годится.
– Есть! Есть медь!
В спальню ворвалась Жаворонок. Несмотря на жарынь, царившую в доме, она надела свою оленью доху. В правой руке Туярыма держала поясной ножик, а левой сгребала вместе бляшки-висюльки, украшавшие рысьи клинья – вставки на груди.
– Вот!
Острое лезвие чиркнуло по ремешкам. Раз, другой, третий. Часть бляшек упала на пол, откатилась прочь. Бросив нож, Жаворонок собрала украшения, протянула отцу:
– Хватит?
– Сложи в миску, – велел дядя Сарын. – И оставь нас.
– А ей почему можно? Ей можно, а мне нельзя?!
– Она, – дядя Сарын кивнул на Айталын, – сестра. Хозяйка дома. А ты – гостья. Уходи, пожалуйста, не спорь со мной. И Мюльдюну скажи, чтобы ждал снаружи. Он хоть и брат, а будет отвлекать. Нет, Юрюн, ты останься.
– Что ты собираешься делать?
Ведь хотел, хотел же промолчать! И не удержался. Хоть рот себе ладонями закрывай, как девчонка!
Сарын встал у ложа, на котором раскинулся спящий Нюргун. Лицо самозванного лекаря дергалось, будто ве́ки уже хотели открыться, выпустить взгляд на свободу. Веки старались, а дядя Сарын удерживал их силой, как табунщик на аркане удерживает коня. Но когда он мне ответил, в голосе не чувствовалось ни малейшего напряжения:
– То же, что и всегда. Сбивать настройку, растаскивать связи. Вмешиваться, пускать по ложному следу, уводить в сторону. Он начнет сопротивляться и, может быть, проснется.
Думаете, я что-нибудь понял? Ничего, кроме главного: может быть. Это значило: а может и не быть. В спальню опрометью вбежала Жаворонок с миской, полной медных бляшек. Она поставила миску на пол у изголовья и – алатан-улатан! – выскочила прочь, не произнеся ни слова.
– Что я делал с тобой, дружок? С Уотом? С Мюльдюном? – дядя Сарын обождал, пока за дочерью закроется дверь. – С собственным сыном, наконец?! Разве Нюргун – исключение?
Он пожевал губами, скривился. Должно быть, слово «исключение» горчило.
– А даже если исключение? Ты только не вмешивайся. Что бы ни случилось, не вмешивайся. Обещаешь?
– Ага.
– Спасибо. Начнем?
Глаза Сарын-тойона открылись. К счастью, он стоял ко мне спиной, но чутье безошибочно подсказало мне: сиди, боотур! Не рыпайся! Закоченев, словно на лютом морозе, я сидел, не рыпался. Айталын сидела, не рыпалась. Нюргун спал, не рыпался.
Дядя Сарын смотрел.
Сбивать настройку, вспомнил я. Растаскивать связи. Пускать по ложному следу. Белый Владыка, что это значит?!
В спальне похолодало. Зябкие сквознячки затеяли игру в догонялки. Я и не заметил, как начал дышать на пальцы, отогревая их. Айталын скорчилась, обхватила острые коленки руками. У меня закололо в пояснице. Я прислонился к стене – пятки, ягодицы, лопатки, затылок. Не сразу я сообразил, что именно так становился Нюргун, когда я требовал: спи! Кажется, я приклеился. Намертво, навеки. Освободись на небесной заставе великан Буксат-Хара, явись он сюда, в Средний мир, и боотур из боотуров не сумел бы оторвать Юрюна Уолана от стены. Оторвать, толкнуть к ложу, под разрушительный взгляд Сарын-тойона. Уши заложило, я всё время сглатывал. Под ребрами скакал жеребенок: быстрей! еще быстрей! догоняй!