Инверсии - Иэн Бэнкс

Устроили было охоту, но протектор отменил ее, опасаясь, что погоня может увести его слишком далеко от дворца и от ложа больного сына. Он пытался заниматься другими государственными делами, но стал слишком нетерпелив, чуть что взрывался, имея дело с придворными, представителями провинций или других стран. Он много времени проводил в дворцовой библиотеке, читая старые исторические фолианты и записки о жизни древних героев.

Наконец прибыли известия из Ладенсиона, но весьма неоднозначные. Был взят еще один город, но потеряно немало техники и солдат. Некоторые бароны давали знать, что готовы заключить перемирие на таких условиях: вновь стать лояльными и платить дань Тассасену, но при этом сохранить независимость, обретенную в результате мятежа. Насколько понимали генералы Ралбут и Сималг, протектора такое развитие событий не устраивало, а потому они просили о пополнениях. Однако имелась надежда, что просьба была излишней, поскольку посланец генералов по пути во дворец встретился со свежими войсками, направляющимися на театр военных действий. Эти сведения были доставлены зашифрованным письмом и, казалось, не требовали обсуждения, но УрЛейн тем не менее собрал весь военный кабинет в зале карты. Был приглашен и ДеВар, но ему приказали помалкивать.

— Я думаю, лучше всего тебе уехать, брат.

— Уехать? Как это? Отправиться в путешествие для поправления здоровья? Посетить старую тетушку в деревне? Что ты имеешь в виду под словом «уехать»?

— Я хочу сказать, что тебе лучше всего отдохнуть, побыть где-нибудь в другом месте, — сказал РуЛойн, нахмурившись.

— Лучше всего, если мой сын быстро и окончательно поправится, война в Ладенсионе немедленно завершится полной победой, а мои советники и члены семьи прекратят выступать с идиотскими предложениями.

ДеВар надеялся, что РуЛойн услышит раздражение в голосе брата и поймет намек, но тот продолжил:

— Ну что ж, тогда лучше — но не лучше всего — тебе было бы, наверно, отправиться в Ладенсион. Взять командование на себя. Тогда твоя голова будет занята, и тебе станет некогда беспокоиться о состоянии мальчика.

ДеВар, сидевший сразу же за УрЛейном во главе стола с картой, видел, что некоторые из присутствовавших неодобрительно и даже с презрением посмотрели на РуЛойна.

УрЛейн сердито покачал головой.

— Да поможет нам Провидение, брат! Что ты обо мне думаешь? Неужели нас с тобой воспитывали такими бесчувственными? Неужели ты можешь просто взять да выключить свои эмоции? Я не могу, и я отнесся бы с большим подозрением к любому, уверяющему, что может. Это не люди, это машины. Животные. Хотя Провидение позаботилось, чтобы и у животных были эмоции. — УрЛейн обвел взглядом сидящих за столом, словно побуждая их осудить такое бессердечие. — Я не могу оставить мальчика в таком состоянии. Я попытался, как вам, должно быть, известно, но меня срочно вызвали назад. Что же вы — хотите, чтобы я уехал и думал о нем дни и ночи напролет? Неужели мне лучше было бы отправиться в Ладенсион, оставив сердце здесь? Принять на себя командование, будучи не в силах целиком сосредоточиться на нем?

РуЛойн наконец-то понял, что самое умное для него сейчас — помолчать. Он сжал губы и уставился на поверхность стола перед собой.

— Мы собрались обсудить, что делать дальше с этой проклятой войной, — сказал УрЛейн, поведя рукой в сторону карты тассасенских границ, разложенной в центре огромного стола. — Здоровье моего сына заставляет меня оставаться здесь, в Круфе, но больше никак не влияет на наше совещание. Я буду вам благодарен, если мы больше не коснемся этой темы. — Он бросил взгляд на РуЛойна. — А теперь, есть ли у кого полезные соображения?

— Что мы можем предложить, государь? — сказал ЗеСпиоле. — Нам ничего не известно о последних событиях. Война продолжается. Бароны хотят удержать захваченное. Мы находимся слишком далеко и мало что можем сделать. Разве что согласиться с предложениями баронов.

— Совет немногим полезнее предыдущего, — нетерпеливо сказал УрЛейн начальнику стражи.

— Мы можем послать туда свежие войска, — сказал ЙетАмидус — Но я бы не советовал. У нас и без того осталось мало солдат для защиты столицы, да и другие провинции тоже оголены.

— Я согласен, государь, — сказал ВилТере, молодой военачальник из провинции, вызванный в столицу вместе с батареей легкой артиллерии. Отец ВилТере был старым боевым товарищем УрЛейна еще со времен войны за наследство, и протектор пригласил его на совещание. — Если мы отправим слишком много войск для наказания баронов, то побудим других брать с них пример, так как оставим провинции без сил поддержания порядка.

— Если мы накажем баронов достаточно сурово, то отобьем у этих «других» желание совершать подобные глупости.

— Вы правы, государь, — сказал ВилТере. — Но сначала мы должны их наказать, а потом известие об этом должно еще дойти до других.

— Дойдет, — мрачно сказал УрЛейн. — Эта война выводит меня из терпения. Я не приму ничего, кроме полной победы. Больше никаких переговоров. Я посылаю Сималгу и Ралбуту приказ предпринять все, что в их силах, для пленения баронов, а когда это будет сделано, доставить баронов сюда как простых воров, хотя и под тщательной охраной. Они будут наказаны самым жестоким образом.

БиЛет посмотрел на УрЛейна с несчастным видом. Протектор, заметив этот взгляд, бросил:

— В чем дело, БиЛет?

Министр иностранных дел смешался еще больше.

— Я… — начал он. — Я хотел…

— Да говорите же, — крикнул УрЛейн. Высокий министр подпрыгнул на своем месте, длинные седые волосы взметнулись вокруг его головы.

— Вы… протектор абсолютно… все дело в том, государь…

— Ради Провидения, БиЛет! — взревел УрЛейн. — Вы что, намерены не согласиться со мной? Наконец и у вас прорезались сомнения? Откуда они, гром и молния?!

БиЛет посерел лицом.

— Я прошу прощения протектора. Я просто умоляю его пересмотреть это решение и не обходиться с баронами таким образом, — сказал он, и на его узком лице появилось выражение мучительного отчаяния.

— А как еще я должен обходиться с этими сукиными детьми? — сказал УрЛейн тихо, но язвительно. — Они объявляют нам войну, выставляют нас на посмешище, плодят у нас вдов, — УрЛейн хлопнул кулаком по столу, и карта границ слегка колыхнулась от порыва воздуха. — Как, именем всех старых богов, должен я поступить с этими ублюдками?

Вид у БиЛета был такой, будто он вот-вот разрыдается. Даже ДеВар проникся к нему сочувствием.

— Но, государь, — сказал министр тихим голосом, — некоторые из этих баронов связаны кровными узами с гаспидианским королевским домом. Когда имеешь дело со знатью, нужно учитывать тонкости дипломатического этикета, даже если эта знать подняла мятеж. Если бы нам удалось подкупить кого-нибудь из них, отделить от других, провести с ним переговоры, тогда мы, возможно, смогли переманить его на нашу сторону. Насколько я понимаю…

— Похоже, вы понимаете очень мало, сударь, — сказал ему УрЛейн полным презрения голосом. БиЛет словно сжался на своем месте. — Хватит болтать об этикете. — Последнее слово плевком вылетело из его рта. — Нет никаких сомнений в том, что этот сброд испытывает наше терпение, — обратился УрЛейн к БиЛету и остальным. — Они изображают из себя соблазнительницу, эти гордые бароны. Они кокетничают. Они намекают, что могли бы уступить нам, если бы мы обошлись с ними чуть получше, что отдадутся нам, если мы польстим им немного, если только раскроем наши сердца и карманы, задобрим их подарками, окажем знаки внимания. И тогда они откроют ворота, выдадут нам своих наиболее упрямых друзей, и тогда выяснится, что все их сопротивление было так, показным. Невинный отпор, защита девичьей чести. — УрЛейн снова стукнул кулаком по столу. — Но я говорю: нет! Мы больше не позволим водить себя за нос. Теперь поведут их — на городскую площадь, в цепях, где палач сначала подвергнет их пытке как обычных убийц, а потом сожжет на костре. Посмотрим тогда, что скажут остальные.