Дитя феникса 2 - Барбара Эрскин

Она посвятила Мэг в свои тревоги, и женщины, укрывшись в кладовой, составили мягкий бальзам из розовых лепестков, который Элейн начала втирать в кожу, чтобы она была нежной и гладкой. Дональд сразу учуял аромат розы. Зарывшись носом в ложбинку между ее грудями, он в который раз поклялся, что никогда не покинет ее ложа.

VI

Замок Фолкленд. Июль 1266

Король отпустил им достаточно времени, чтобы насладиться друг другом. Но однажды Ронвен почувствовала, что он снова не может найти себе покоя. Дважды ей казалось, что она видела его тень, исчезающую за поворотом лестницы; в его скрытом сумраком лице она прочла боль и упрек ей за то, что она ничего не предпринимала, чтобы вернуть ему Элейн. Напугавшись, старуха стала придумывать, как это сделать.

Она долго стояла у входа в молельню. Было темно. Замок спал. Внутри перед скульптурным изображением Богоматери горела свеча. Перед тем как отправиться спать, священник нозжег ее, сменив старую, и аккуратно подрезал фитиль. Ощущая, как по ее спине побежали мурашки, Ронвен с опаской глянула на алтарь. Элейн спрятала подвеску где-то там, за алтарной перегородкой. Старуха нарушила древний запрет, – она вошла туда, куда дозволялось входить только носящим сан священника. Что с ней будет, если она дотронется до риз, которыми убрано это святое место? – думала она. Ее рука невольно потянулась к амулету, висевшему у нее на шее.

Пробормотав молитву богине гор ее родного Уэльса, старуха на цыпочках переступила порог и, затаив дыханье, сделала два шага к алтарю. В маленькой часовне чуть пахло ладаном. Запах давно впитался в камень, из которого она была сложена; он навсегда смешался с воздухом молельни. С сильно бьющимся сердцем она стала прокрадываться к алтарю у восточной стены, не отрывая глаз от распятия между двумя лампадами.

Оказавшись у алтарной перегородки, она запустила руку за створку и стала там шарить. Капли пота попадали ей в глаза, дыхание с хрипом вырывалось из ее открытого рта. Великая богиня, где же это? Подвески там не было. Ронвен упрямо шарила по углам, пытаясь засунуть руку поглубже между стенками, цепляясь одеждой за резную дубовую створку.

Пламя свечи замигало, и несколько капель расплавленного воска упали на подставку подсвечника; от свечи вверх ленточкой поплыл дымок. Нет, конечно, тень в углу за аналоем была не чем иным, как облачком дыма от свечи, успокоила себя Ронвен. Ее руки тряслись.

В панике она решилась сделать последнюю попытку и до предела запустила руку вниз, как можно дальше… Неожиданно ее пальцы нащупали что-то мягкое. Это было так неожиданно, что она вскрикнула от страха. Но тут ей на помощь пришла память: старуха вспомнила, что Элейн всегда заворачивала подвеску с фениксом в шелк. Она осторожно поддела скрюченными пальцами мягкий предмет и бережно, стараясь не выронить, достала из щели между внутренней и внешней стенками алтаря небольшой шелковый сверточек.

VII

Килдрамми

Элейн с Дональдом часто совершали путешествия верхом, чтобы полюбоваться красотой местной природы и познакомиться с обитателями окрестных деревень. Но иногда, когда Дональд был занят делами, связанными с управлением угодьями графства, Элейн выезжала одна. Ей так не хватало прежних одиноких прогулок верхом на лошади, когда единственными и неизменными спутниками ее были два преданных пса! Постепенно ее прогулки стали более продолжительными. Она уже не ограничивалась объездом полей и взгорков, лежавших вокруг замка; теперь путь ее пролегал вдоль берега реки Дон, которая извилистой лентой протекала по долине и дальше, в горы. Здесь Элейн ощущала себя так, словно вернулась в дорогой ее сердцу Уэльс, хотя горы в этих местах были не такие, как Эрири. У этих вершины под огромным куполом северного неба были сглаженные, округлые; их громады прочно опирались на лежавший внизу хребет Грампианских гор.

Здесь, среди пустынных горных лугов, куда Элейн полюбила ездить одна в сопровождении своих собак, она и встретила Морну. Женщина собирала у реки цветы, когда она остановилась, чтобы дать своей лошади напиться. Та выпрямилась и посмотрела на Элейн открытым, немного суровым взглядом, ничуть не удивившись тому, что с седла лошади спрыгнула жена молодого правителя Мара. Женщины глядели друг на друга с непонятной им обеим симпатией; между ними сразу возникло доверие, несмотря на то что они еще не обменялись ни словом. Элейн улыбнулась:

– Добрый день, хозяюшка. – Она заметила, что женщина была, судя по всему, на последнем месяце беременности, хотя на вид ей было чуть меньше лет, чем самой Элейн.

Морна с достоинством склонила голову.

– Вам, наверное, тоже хочется пить. – У нее был низкий, богатого тембра голос. Она оглядела лошадь, Роулета с Сабиной и их взрослого щенка, Пирса. Животные жадно лакали холодную рыжеватую воду. Она, конечно, догадалась, кто эта всадница. Слух о жене лорда Дональда, которая одна, без сопровождающих, в шелках и бархате разъезжала повсюду верхом, в компании трех здоровых волкодавов, обошел всю округу.

– Я могу попить вместе с ними. – Элейн отпустила поводья и стала засучивать рукава платья.

Женщина улыбнулась:

– Я могу предложить кое-что получше. Если вы, миледи, не откажетесь завернуть ненадолго в мой дом, я угощу вас вином из черники. – И она пошла вперед, даже не потрудившись оглянуться и посмотреть, следует ли за ней Элейн. На руке она несла сплетенную из ивы корзину с цветами.

Ее дом стоял в некотором удалении от усыпанного галькой берега реки, на склоне невысокого холма. Это была небольшая, сложенная из камня хижина, крыша которой была покрыта дерном. Женщина провела Элейн внутрь и жестом руки указала, куда ей сесть; сиденьем для Элейн должен был служить настил из вереска, убранный пледом, который, очевидно, служил обитательнице дома постелью. В хижине не было ни пылинки; пол был очень чисто выметен метлой из вереска, стоявшей тут же, в углу. Мебель была самая незатейливая: сколоченный из дубовых досок сундук, лавка с ящиком внизу, стол, две табуретки и около очага – отполированный камень, на котором замешивают тесто для лепешек. Чаша с вином, предложенная женщиной, была из чистого серебра и тонкой работы. Элейн молча взяла ее из рук хозяйки, ни о чем не спрашивая. В женщине было столько достоинства, что Элейн даже и в голову не могло прийти, что столь изысканная чаша могла быть краденой, – уж очень она не соответствовала скудной обстановке дома. Улыбаясь, Элейн потягивала вино.

– Прекрасное вино.

– Да, хорошее, – кивнула женщина. – Лучшее во всем Маре. – Опираясь на руку, она грациозно уселась на земляной пол, взметнув поношенными клетчатыми юбками.

– Ваш муж пастух? – спросила Элейн, оглядывая комнату.

– У меня нет мужа, миледи. Я люблю жить одна. А ребенок… – Женщина нежно обняла свой живот, как будто это уже было ее рожденное дитя. – Будем считать, что мне принесли его феи. – Она весело засмеялась и замотала головой, притворно жалея себя. – Меня Морной зовут, миледи. Крестьяне считают меня женой эльфов.

– Вот оно что. Да, я слышала о вас, – заметила Элейн с улыбкой. – Люди в замке очень почитают вас за ваше мастерство.