Мой беспощадный лорд - Керриган Берн

– Я не чудовище и прекрасно вижу, как сильно они привязаны друг к другу, – сказал Рамзи, сделав очередной глоток из бутылки француза. – Ирония судьбы состоит в том, что проблем бы не было, согласись Сесилия стать моей женой. Я смог бы растить свою дочь. Свою собственную единственную дочь. – Рамзи уставился на бутылку и со вздохом пробормотал: – Получается, что я сам все испортил.

– Да, Сесилия сказала, что… в этом вопросе вы не нашли понимания. – Жан‑Ив хмыкнул и затянулся трубкой. – Бедняжка весь мой сюртук промочила своими слезами.

Что? Она плакала? Рамзи возненавидел себя за то, что стал причиной ее слез.

– Вы хороший отец для нее, мсье Рено.

Старик стиснул в зубах трубку.

– Кто‑то же должен был им стать, – пробормотал он вполголоса.

– Да, конечно, – прошептал Рамзи. – Я слышал, что викарий Тиг был… тяжелым человеком.

– Вы не знаете даже половины этой истории.

Рамзи ждал продолжения, но старик молчал. Тихо вздохнув, Рамзи помассировал левую сторону груди. Казалось, там поселилась боль утраты. Да, Сесилия жила в его сердце, а теперь…

– Не сомневаюсь, что вы одобряете ее решение, – сказал Рамзи, сделав очередной глоток из бутылки.

– Наоборот, – заявил Жан‑Ив. – Я надеялся, что вам удастся ее немного приручить. Или хотя бы освободить меня от ответственности за нее. Я беспокоюсь за мою девочку. Кто знает, что с ней будет, когда меня не станет? У Александры есть герцог, Франческа одержима местью, а Сесилия… Она всегда была одинокой и потерянной. По крайней мере, мне так кажется. Теперь‑то у нее появилось это заведение, но вместе с ним пришла опасность. Возможно, вы… – Он тяжело вздохнул. – Видите ли, я уже слишком стар, чтобы поспевать за моими рыжульками, а они не желают двигаться медленнее. – В голосе старого француза прозвучала нежность, которую вполне можно было назвать любовью.

– Я пытался, – пробормотал Рамзи, – но только Сесилия не желает приручаться.

– Да, верно, вы потерпели неудачу. – Француз кивнул и выдохнул облако дыма в направлении собеседника. – И причина в том, что вы не любите женщин.

Рамзи попытался возразить, но француз жестом остановил его.

– Уверен, вы считаете, что у вас есть множество причин для этой нелюбви, но ни одна из них не применима к Сесилии. В ее душе больше чести, чем в душе воина, больше сострадания, чем у святой. В ней удивительным образом сочетаются мягкость и сила. Вы ее недостойны, и это не упрек, поскольку ни один из нас ее не достоин. Я знаю, что у нее есть недостатки, однако вы заставили ее чувствовать себя недостойной вас, и в этот момент вы утратили мою поддержку, мой друг.

Уже много лет, возможно, даже десятилетий никто не осмеливался устраивать Рамзи такую выволочку. Он хотел вспылить, возмутиться… но не мог. Потому что старик был абсолютно прав. Именно Рамзи недостоин Сесилии, обладавшей бесценным сокровищем – способностью любить.

– Вы не правы, я люблю женщин, вот только… Я им не доверяю, – признался Рамзи. – Я вообще никому не доверяю.

– Судя по всему, вы имеете для этого все основания, – смягчился Жан‑Ив.

– Но я хочу доверять Сесилии. Мне все в ней нравится, и я уважаю ее. Так было всегда, даже тогда, когда я этого не хотел.

– Тогда скажите ей это! – воскликнул француз, указав на дверь. – Скажите, что вас не заботят ее планы, что она может делать все, что захочет. Видит Бог, ваши плечи достаточно широки, чтобы вынести и проблемы Сесилии.

– Но я недостаточно силен для того… – Рамзи умолк, пытаясь найти нужное слово.

– Для того, чтобы позволить Сесилии быть самой собой? А также для того, чтобы отбросить свои предрассудки? Или же…

– Я недостаточно силен, чтобы видеть, как общество ее презирает, – проговорил наконец Рамзи.

Старик молчал, и Рамзи продолжил:

– У меня сердце разрывается, когда я думаю о том, что кто‑то покушается на ее жизнь. Мне хочется запереть их с Фебой в высокой башне, хоть как‑то обезопасить. И я не хочу быть мужем содержательницы игорного притона, не хочу жить в страхе из‑за того, что Сесилия каждый день проводит в логове порока, где постоянно рискует жизнью.

Рамзи ожидал очередных нравоучений, но старик одобрительно кивнул, и на душе у Рамзи потеплело.

Еще немного помолчав, Жан‑Ив спросил:

– Скажите, милорд судья высокого суда, а вы на службе не рискуете?

– Это другое дело, – проворчал Рамзи.

– Потому что вы – мужчина?

– Проклятие! Да, поэтому! Потому что я мужчина! – Рамзи снова глотнул огненной жидкости, но легче не стало. – Потому что я воевал за свою страну, потому что я могу выжить там, где Сесилия не выживет, потому что я побывал в аду, о существовании которого она не подозревает. Кроме того, мой долг и моя привилегия – защищать тех, кто мне дорог.

Жан‑Ив кивнул – и вдруг улыбнулся.

– Да, конечно, лорд Рамзи. Я верю, что вы совершили множество мужских поступков. И, вы, выбравшись отсюда, проделали очень долгий путь. – Старик окинул взглядом окрестности. – Я слышал о ваших прежних проблемах и аплодирую вашим достижениям, но теперь вы должны послушать меня – и очень внимательно. – Жан‑Ив с трудом встал, скрипнув зубами, но жестом отказался от помощи Рамзи. – Так вот, только что выяснилось, что вы очень мало знаете о Сесилии, – продолжил Жан‑Ив. – Запереть ее в башне – значит низвергнуть в прежний ад, потому что она провела свое детство в погребе викария.

– Что?! – ужаснулся Рамзи. Боль в груди стала почти нестерпимой.

– Когда человек, которого она считала отцом, желал покарать греховный мир, что случалось очень даже часто, он наказывал ее. Запирал в погребе на несколько дней, морил голодом, бил, унижал. И постоянно твердил, что она слишком толстая. Этот злобный мерзавец взвалил все свои жизненные неудачи на ее детские плечи. По его мнению, девочка должна была ответить за грехи всех женщин, начиная с Евы.

Вы, милорд, конечно, не благоденствовали здесь, но у вас, по крайней мере, была вода, чтобы пить, и небо, на которое вы могли смотреть. У вас была возможность отправиться в город, но не сделали этого, потому что и здесь способны были выжить. Таков был ваш выбор. Всего этого Сесилия была лишена. У нее не было ничего, кроме мрака и ненависти благочестивого фанатика с мертвой душонкой.

На Рамзи нахлынула очередная волна эмоций, и он был вынужден опереться о столбик крыльца, чтобы удержаться на ногах.

– Нет‑нет, – прошептал Рамзи.

А ведь Сесилия говорила, что не понаслышке знает, что такое одиночество. Но он тогда не придал значения ее словам, не услышал их.

Судья стиснул зубы, его пальцы сжались вокруг крылечного столбика. И ему вдруг почудилось, что они смыкаются на горле викария Тига.