Водный мир - Людмила Райот

— Я не пойду дальше, — он качает головой, и ощущение безысходности сковывает мою грудь шипованными тисками. — Моя экспедиция закончится здесь.

— Но почему?..

Атлант грустно улыбается, продолжая поглаживать мою ладонь.

— Мне не нужен другой мир. Мое место здесь.

— Значит, ты бросаешь нас? Знаешь, что важнее тебя нет никого, и все равно уходишь?! — я задыхаюсь от гнева.

Не верю, что Тим способен на такое. Поблистал в лучах славы на приеме у мэра и решил остаться там, где его холят и лелеют? «Голубая кровь» не дает покоя? Может, я сошла с ума, но мне хочется ударить хамелеона. От всей души залепить по его красивому аристократическому лицу. Искушение так сильно, что приходится сцепить дрожащие руки.

— «Нас» больше нет, Варисса, — жестко отвечает он и берет меня за плечи. — Тебя исключили. Всем заправляет Магарони. Ник еще пытается держать инициативу в своих руках, но и его скоро выдавят.

— Пожалуйста, не оставляй его, Тим… — шепчу я. Злость сменяется растерянностью и сожалением. К горлу снова подступают слезы. Я ошибалась, когда думала, что выплакала все их еще вчера.

— Я больше не буду подчиняться Андо. Он ужасно поступил с тобой, — упрямо отвечает атлант, и я слышу отзвук затаенной ненависти. Он все еще безоговорочно верит тому, что сказал мне на балу. — Они ВСЕ ужасно поступили… Пойдем вместе со мной.

У меня начинают дрожать губы. Еще немного, и я расклеюсь и забуду, что планировала держать себя в руках. Пытаюсь отвлечься, глядя на арзисов в доке, которые вдруг забегали, словно передавая друг другу какую-то новость, но все равно не могу сосредоточиться ни на чем, кроме жалости к самой себе. Доброта напарника заставляет меня с особенной силой ощутить несправедливость решения команды.

— Что мне делать в Озрелье, Тим? Аристократки съедят меня, если только увидят.

Он долго молчит, прежде чем ответить — собирается с силами. Я поднимаю взгляд и не узнаю всегда немного отстраненного, надменного и насмешливого мужчину. Его ломает, а в темных глазах, как и у меня, стоят слезы. В них светится такая безнадежная, отчаянная боль и нежность, что мое сердце в очередной раз разбивается.

— Ты нужна мне, — короткая фраза дается Тиму с трудом. Он хочет сказать больше, но врожденная гордость сковывает ему язык. — Я никому не дам тебя в обиду.

Атлант прижимает меня к себе, и я снова реву, уткнувшись ему в грудь, цепляясь в него руками и молча изливая свою обиду на несправедливость жизни. Знаю, Тимериус говорит правду. Все, что бы он не делал, какие слова не произносил, была направлено на то, чтоб уберечь и защитить меня от того, что он считал злом. В этот момент наша размолвка кажется сущим недоразумением, а моя необоснованная агрессия — глупостью и слабостью, вызванной страхом. Я плачу оттого, что все развалилось, так толком и не начавшись, и мы никогда не увидим новый мир. Что Ник в который раз предпочел меня своим амбициям и карьере, а признание, которое я так долго ждала, произнес не он, а другой мужчина.

Я так долго избегала своего самого настоящего, преданного друга. Мне хочется своими же руками задушить того человека, из-за которого он вынужден терять лицо и переступать через гордость, украдкой вытирая глаза. Но этот бесчувственный, жесткий человек — я сама. И от этого мучительней вдвойне. Я не смогу ответить ему взаимностью. Ник слишком основательно и глубоко проник мне под кожу.

Мы стоим, обнявшись, несколько минут, пока меня не перестает колотить дрожь, а слезы не высыхают сами собой. Откуда-то извне, из недр наших соприкоснувшихся душ осторожно подкрадывается уже подзабытое, так любимое мной некогда тепло и умиротворение. Раньше способность Тимериуса укрывала меня надежным, уверенным одеялом, сейчас же она так слаба и пуглива, будто может исчезнуть от любого неловкого движения.

— Но ведь ты сам сказал, что атлант никогда не полюбит землянку, — тихо говорю я, по-прежнему не отрывая лица от его куртки.

Он пару раз вздрагивает телом на выдохе, слегка толкаясь в меня грудью, и я не сразу понимаю, что это всего лишь нервный смех.

— Так и есть. Правильный атлант — никогда. Но я — беглец, смутьян и нарушитель вековых традиций, ты не забыла?

Шум в доке усиливается, и я абстрагируюсь от него, крепче прижимаясь к Тимериусу, желая еще немножечко побыть в блаженном состоянии неги, принятия ситуации и отказа от борьбы. Тоже начинаю хихикать, но почти сразу замолкаю. Меня охватывает беспокойство за хамелеона.

— А если они снова отвернуться от тебя, Тим? Элита ждет, что ты отправишься покорять другую вселенную. Что скажет Салкас?..

Его рука, перебирающая мои волосы, на мгновение останавливается, каменея, а в бархатной мягкости голоса проступает металл.

— Мне все равно, что скажут продажные ублюдки вроде Сала. Я больше не позволю сделать из меня изгоя, — Тимериус приподнимает мою голову за подбородок и встречается со мной взглядом. Свидетельства недавней слабости пропали с его лица, я вижу прирожденного лорда — уверенного и сильного.

— Семья нуждается во мне, а столице давно не хватает свежей крови… Я вернусь в Озрелье, чтобы занять свое по праву место.

— Ты мог бы добиться большего, если бы вернулся первооткрывателем… Вдобавок к титулу заработал бы славу иного, усмирившего новый мир, — задумчиво говорю я. — Неужели тебе совсем не хочется славы?

— Славы? — Тим снова смеется, на этот раз легким смехом знакомого мне жизнерадостного парня. — Да черт с ним, с новым миром, Варя! Мне не нужен новый мир без тебя.

Приходится опустить голову, потому что еще немного, и из меня снова польются слезы. Но я не собираюсь больше хлюпать. Хватит. Закрываю глаза, расслабляюсь и представляю себя в Озрелье: под руку с Тимериусом, в элегантном белом платье и громоздкой шляпе, свисающей полем до самого плеча. С ним я всегда была бы в уюте, он укрывал бы меня от неприятностей, бед и сомнений. Я бы совершенно точно знала, что такое быть любимой. Может, через некоторое время у меня тоже получилось бы его полюбить?

— Так ты пойдешь со мной? — снова спрашивает он.

Притворяться парой отрешенных от мирских проблем влюбленных становится сложнее. В голосах людей, мечущихся в доке, все отчетливей звучит паника. Тревога снова высовывает свою мерзкую морду, чтобы с рычанием вцепиться в обволакивающее меня спокойствие.

— Я… я подумаю.

Наверное, если бы тогда все шло по плану, я бы и правда подумала над такой возможностью. Обещание вечной безмятежности, ласки и комфорта — очень заманчивое предложение для измученных неопределенностью и волнениями. Но судьба решает иначе. Окружающая действительность грубо врывается в нашу идиллию. Крешейк вздрагивает, и спустя несколько долгих секунд ушей достигает приглушенный водой и расстоянием, но от этого не менее впечатляющий хлопок. Команда корабля и работники ЛИКа, высыпавшие на палубу члены экспедиции во главе с Магарони — все замолкают, и в доке воцаряется абсолютная, но от этого еще более жуткая тишина.