Позволь ей уйти - Юлия Монакова

— Глупый вопрос, но… как ты?

— Замечательно, — ответил он после небольшой паузы, но при этом совершенно искренне. — Сотрясение мозга — ерунда, главное, что голова в принципе цела. А рёбра срастутся недели через три… ну, четыре. Врачи говорят, что я смогу вернуться к работе максимум через два месяца. Хотя с поддержками пока придётся быть осторожнее. Но это тоже временно. Правда, роль Спартака, кажется, пролетела мимо меня со свистом…

— Да что ты всё о работе, — перебила Даша. Она понимала, как важно это для Павла, но сама сейчас волновалась совершенно о другом. — Как ты-то себя чувствуешь? Что у тебя болит? Как… как вообще это случилось, Паша?

— Чувствую себя нормально, — снова чуть помедлив, негромко ответил он, — только дышать тяжеловато, рёбра слышно. Такое ощущение, что они хрустят. А болеть — сейчас почти ничего не болит, я же на обезболивающих второй день.

— А почему ты сказал, что видишь меня в двух экземплярах? У тебя в глазах двоится?

— Угу, всё слегка не в фокусе. И от света глаза болят. А ещё от громких звуков… — ответ также прозвучал после небольшой заминки, и Даша наконец сообразила, что это не раздумывание над тем, что сказать, а банальная заторможенность реакций после травмы.

— Кто это был, Паш? Ты его разглядел? Запомнил? — волнуясь, спросила она, хотя понимала, что полиция наверняка спрашивала его о том же самом — болтливая медсестричка поделилась, что с Павлом уже успели побеседовать.

На этот раз Павел молчал дольше обычного.

— Не уверен, что запомнил. Видел его мельком, и только самое общее — рост, примерный возраст, если судить по телосложению… Лица не разглядел, да и не думаю, что мы знакомы. Едва ли кто-то станет выполнять грязную работу собственными руками.

Она собралась с духом.

— Так ты считаешь… считаешь, что это сделано по чьему-то заказу?

— Хотел бы я верить, что нет. Но… как-то оно слишком всё связалось. И эти чёрные розы, и нападение… мне кажется, это из одной оперы. И вообще сложилось впечатление, что тот чувак давно следил за мной и целенаправленно шёл следом. Просто я вовремя не обратил внимания. Слишком ушёл в свои мысли…

Голос Павла звучал всё тише и медленнее, и Даша поняла, что он устал так долго разговаривать.

— Отдыхай, — спохватилась она, — поспи. Тебе теперь нужно очень много спать. Мы ещё обо всём с тобой поговорим… когда тебе станет немножко получше.

— Ты уже уходишь? — он сжал её руку.

— Хочешь — могу остаться. Посижу тут с тобой тихонечко…

— Останься, пожалуйста. Просто побудь рядом. Если ты никуда не торопишься.

— Никуда не тороплюсь. Я же приехала специально к тебе.

— Спасибо… — его глаза закрылись, но Дашину руку Павел так и не отпустил.

Некоторое время она сидела, прислушиваясь к звуку его дыхания: оно было поверхностным и частым. Затем его пальцы сами собой разжались и выпустили Дашину ладонь. Она потянулась к полотенцу, висевшему на спинке кровати, и аккуратно, стараясь не разбудить Павла, промокнула его взмокший лоб.

В тот день Даша пробыла с ним практически до самого вечера. Она и ночевать бы осталась, если бы это было позволено правилами больницы, но здесь её не выручили ни журналистское удостоверение, ни тот факт, что у Павла была отдельная оплаченная палата.

— Девушка, милая, приезжайте завтра прямо с утра, — устало вздохнул врач, — мы же не возражаем… А ночью в помещении больницы не должно оставаться никаких посторонних. Так что возвращайтесь-ка домой и не переживайте, у нас здесь отличный уход за пациентами… тем более за такими особенными и знаменитыми, как Калинин.

Всю ночь, ворочаясь в постели у себя дома, Даша читала новости в интернете. СМИ разошлись вовсю, выдвигая собственные версии произошедшего — одна другой краше. Ссылаясь на некий анонимный источник, кое-кто из журналистов открытым текстом называл виновником произошедшего Марселя Таирова, поскольку тот был соперником и конкурентом Павла. Эту идею тут же подхватили и растащили по всему интернету, запели на разные голоса, принялись постить и тиражировать в соцсетях, причём с каждым новым перепостом она словно делалась толще и объёмнее, росла и разбухала на глазах, точно снежный ком…

Едва дождавшись утра, Даша отправилась в больницу, снова без сожалений забив на учёбу.

В этот раз Павел выглядел гораздо лучше и бодрее, во всяком случае, больше не пугал таким мертвенно-бледным видом и реагировал на Дашины слова быстрее, чем накануне. По просьбе медсестры она даже убедила Павла немного поесть и накормила его лёгким завтраком… и только потом вспомнила, что у неё самой с утра во рту не было и маковой росинки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В тот самый момент, когда Даша собралась сходить в буфет или хотя бы к кофейному автомату в холле, за дверью послышался какой-то шум. Кто-то ругался и спорил снаружи, явно намереваясь проникнуть в палату. Решив выяснить, что там происходит, Даша двинулась на звук, однако прежде, чем она успела взяться за дверную ручку, дверь уже сама распахнулась и…

И в палату влетела Мила.

Она действительно влетела. Ворвалась как ураган. Вслед за ней ввалились её муж и девушка с сестринского поста, причём физиономия у последней была несколько ошалевшей. Она цеплялась за рукава Милиного пальто, увещевая и уговаривая, что нужно снять верхнюю одежду или хотя бы надеть бахилы, а ещё неплохо было бы показать свой паспорт или какое-нибудь другое удостоверение личности. Судя по выражению лица Милы, она уже намеревалась перегрызть этой глупой курице горло или просто придушить её, и плевать она хотела на больничные правила — все правила на свете были созданы для того, чтобы Мила их нарушала.

— Паша! — воскликнула она, увидев друга детства, и тут же бросилась к его кровати.

— Осторожнее! — невольно вырвалось у Даши. — У него рёбра сломаны.

К счастью, Мила её услышала. Во всяком случае, первоначальный порыв стиснуть Павла в объятиях она в себе подавила — ограничилась тем, что просто схватила его руку и прижала к своей щеке, а потом вдруг залилась слезами.

— Я сейчас охрану вызову! — робко пискнула медсестра, в шоке наблюдая за разворачивающейся сценой. Даша, опомнившись, коснулась её плеча останавливающим жестом и покачала головой.