Алая река - Лиз Мур

Вспоминаю случайную встречу с Лорен в кафе, ее приглашение. Вот это кстати. Позвоню-ка я Лорен. Может, она возьмет Томаса в четверг. Неделя между Рождеством и Новым годом нерабочая, садик Лилы закрыт, сама Лорен будет дома. А я бы спокойно пошла на заупокойную мессу.

Скрывшись в ванной, наговариваю свой план на голосовую почту Лорен. Она перезванивает через минуту.

– Мики, извините, у меня ваш номер не определился, поэтому я не ответила. Конечно, привозите Томаса. Я как раз думала, чем бы занять Лилу. Праздники какие-то затяжные выдались. – Лорен смеется, резко обрывает себя: – Примите мои соболезнования по поводу смерти подруги.

– Спасибо. Вообще-то, она не была мне близкой подругой. Моя сестра с ней очень дружила.

– Все равно. Вы ее хорошо знали. И потом, смерть в раннем возрасте – всегда трагедия.

– Да, это верно.

* * *

Несмотря на то, что имя Полы Мулрони все-таки обнародовали, церковь во время заупокойной мессы полупустая. Прихожу за десять минут до начала. Прежде чем усесться в среднем ряду, по привычке преклоняю колени.

Быть здесь у меня две причины. Во-первых, я должна почтить память погибшей. Не знаю насчет загробной жизни, зато уверена: в жизни земной надо делать что положено. Может, Полу и не потому убили, что я ее имя раскрыла, но я ее предала, с этим не поспоришь. И я здесь, в церкви Святого Спасителя, чтобы отдать Поле последний долг.

Вторая причина – я рассчитываю узнать, подслушать что-нибудь важное о ней, об обстоятельствах ее гибели.

С утра я надела все черное – и брюки, и блузку. Внезапно поняла: выгляжу, как Ба в униформе кейтеринговой компании. Сменила черную блузку на серую. Обошлась без косметики. Волосы собрала в самый непритязательный хвост.

Все первые ряды заняты, все ряды за мной – пусты. Сидя посередине, я будто бы нахожусь на самой последней скамье. Почти все скорбящие знакомы мне либо по патрульной службе (мимо них я проезжаю каждый день), либо по школе. Все – в разных стадиях похмелья. Немногочисленные мужчины держатся кучкой. Один из них кашляет, будто лает; еще один клюет носом. Женщины – их дюжина, – поймав на себе мой взгляд, отворачиваются. Некоторых мне случалось арестовывать.

Сюда нас водили детьми. К приходу Святого Спасителя была приписана и наша начальная школа. Здание церкви – старинное, массивное. В этих стенах безо всяких кондиционеров прохладно в летнюю жару, зимой же – чудовищно холодно, и сегодняшний день – не исключение. Воспоминаний у меня хватает. Здесь, с разницей в два года, я и Кейси получили первое причастие. Причем в одном и том же платье. До сих пор вижу Кейси, наряженную как невеста, степенно шествующую по нефу, старающуюся не сорваться на обычную свою припрыжку.

Сегодня Кейси вполне, вполне может прийти. Уж конечно, она слышала о смерти Полы; возьмет и явится. Но Кейси пока не видно. То и дело оглядываюсь на дверь. Нет, снова не она. Ничего. Еще не поздно.

Начинается заупокойная месса. Патер Стивен – он еще нашу маму отпевал – частит, читает без вдохновения, без должной скорби. Какая тут скорбь! За последние двадцать лет смерти настолько участились, что впору отбарабанить положенное. Заупокойная молитва стала рутиной, с каковым фактом патер Стивен давно свыкся.

Мать Полы Мулрони, сидящая в первом ряду, по другую сторону нефа, видна мне в профиль. Она в джинсах и кроссовках. Дутую куртку не сняла, будто та служит дополнительным слоем защиты от ужаса произошедшего. Вся скукожилась, локти прижаты к бокам, ладони развернуты к церковному своду. Кажется, эта женщина баюкает скорбь, пытается вспомнить тяжесть теплого младенческого тельца, когда-то удерживаемого этими ладонями. Недоумевает, что сделала неправильно, как упустила дочь.

Фрэн Мулрони, старший брат, произносит надгробную речь – не столько о достоинствах покойной, сколько о ненависти к убийце. «Кто бы это ни совершил», – как заведенный, повторяет Фрэн, трясет головой, намекая: уж я бы выразился, не будь это место свято. Патер Стивен предупреждающе покашливает. Фрэн спохватывается – надо сказать и о сестре. Но получается новая гневная речь – как сестра дошла до такого состояния и кто виноват. Фрэн вспоминает ее чувство юмора, говорит, что малышкой она была просто прелесть. Снова заводится: «Не знаю, как это случилось»; «Ей следовало быть осмотрительнее, думать, с кем связывается». Это говорит человек, который подсадил на колеса всех, до кого сумел добраться.

* * *

Церемония закончена. За причастием выстраивается очередь. Первыми стоят Фрэн с матерью и какой-то пожилой мужчина, возможно дед Полы.

Кейси так и не пришла.

Проскальзываю в боковой неф, останавливаюсь сразу за группой женщин, слишком хорошо знакомых мне по патрульной службе. Все они – подруги Полы, а следовательно, и моей сестры.

Утыкаюсь в смартфон. Если на меня оглянутся – пусть не думают, что я пришла выслеживать да вынюхивать. Конечно, эти женщины – по крайней мере, многие из них – узнали меня, хоть я и в штатском. Они тихо переговариваются; мне слышны лишь отдельные слова, особенно часто мелькает характеристика «этот выродок».

Сначала я подумала – речь о Фрэне Мулрони. Женщины косились в его сторону, вот я и составила такое мнение. Но прозвучало слово «легавый», сообщив разговору совсем иную окраску. Затем кто-то произнес «оборотень, мать его так». Затем процедили «поручитель хренов». Мне видны только затылки говорящих, но женщины наклоняются друг к другу, и тогда удается поймать выражение лиц – уголок поджатых губ, злой прищур.

Внезапно та, что возглавляет группу, обернувшись к подруге, замечает мой взгляд. Она цепенеет, шипит:

– Тихо! Тут легавая!

Теперь на меня таращатся все четверо. Опускаю глаза, смотрю на экранчик смартфона, боковым зрением вижу: трюк не удался, я привлекла внимание. Так просто не отделаюсь.

Ближайшая ко мне женщина в лиловых джинсах мала ростом, коренаста. Явно не слабачка. Она тычет в меня пальцем – почти касается солнечного сплетения. Делать нечего – поднимаю взгляд.

– Ну ты и сука. Это ж до того обнаглеть – на отпевание припереться!

Волосы у нее кое-как собраны в низкий хвост, приглажены, прилизаны. Возможно, простой водой смочены. Длинные серьги цепляются за воротник.

– Что вы сказали?

– Сказала, что таких наглых тварей еще поискать.

Остальные, как по команде сунув руки в карманы и выдвинув подбородки, начинают на меня надвигаться.

– Канай отсюда, – велит женщина в лиловых джинсах.

– Не понимаю, в чем дело.

– Тупая, что ли?

Изо всех нелицеприятных характеристик именно «тупую» я не терплю от слова «совсем».

Женщина в лиловых джинсах прищелкивает пальцами перед моим нахмуренным лицом.

– Алё! Ты! Слышишь? Канай, говорю, отсюда. Для тупых поясняю: проваливай. Домой топай.

Некое движение за спинами моих обидчиц. Кто-то вошел, кто-то пробирается против течения толпы.