Дом окон - Джон Лэнган

* * *

Ответ на этот вопрос я найти не смогла, поскольку ощущение прилипшей к моей коже паутины начало набирать силу. Как будто оно подкралось ко мне, пока я проводила время в раздумьях. Я вспотела так, будто меня обернули тонким пластиком; эту оболочку я ощущала даже между своей рукой и бокалом. Ощущение дошло и до языка – резкий вкус вина смешался с другим привкусом, будто зубы и язык покрылись маслянистой пленкой, – даже на лужайку и улицу я смотрела сквозь грязные контактные линзы. Все вокруг слегка затуманилось. Несмотря на предыдущие безрезультатные попытки, я снова дотронулась до руки, ожидая увидеть, как к моим пальцам пристанет непонятная липкая пленка. Ничего. Я могла дышать, слышать, но воздух и звуки, казалось, приходили с опозданием, словно издалека.

Дом… Ощущение Дома, тысячи нитей, вплетавшихся в мои нервы, в стены и окна, изменилось. Теперь Дом, вместо того, чтобы парить в непосредственной близости, прижимался ко мне со всех сторон.

Все сложнее было заставить себя не паниковать. Передо мной… Трава, деревья, дорога, дом через дорогу – все было окутано дымкой; в такой дымке обычно появляется радуга; так ты видишь улицу, когда смотришь в окно, которое плохо помыли. Кожа начинала раскаляться: покрывающая ее пленка начала нагреваться. Дышать становилось тяжелее. Воздух казался густым, почти жидким. С бокалом в руке я с трудом поднялась на ноги и, спустившись по ступенькам, пересекла двор.

И не спрашивай. Зачем я туда пошла? Почему не развернулась и не пошла в дом? Не знаю. Я шла туда, куда несли меня ноги. Нет, не совсем. Скорее, так: когда я встала, меня оттолкнула… Тяжесть, огромная тяжесть по ту сторону окутывавшей меня мембраны. Тяжесть, идущая из Дома. Я никогда не чувствовала подобного и больше не могла оставаться на ступеньках: слишком близко.

Я отошла всего на пятнадцать метров, но дышала как астматик во время удушья. Кожа горела, словно на меня направили огромную инфракрасную лампу. А дымка… Дымка, накрывшая все вокруг, заиграла цветами. Ярче всего был Дом, от которого текли реки и водопады и били гейзеры цвета. Обрывки радуги гонялись друг за другом по стенам, дверям и окнам. В окнах мелькнуло что-то еще. Мелькнуло и сразу исчезло; так быстро, что если бы я хотела понять, что это, мне нужно было проиграть это воспоминание в замедленной съемке. Там, на окнах коридора, отражалось лицо Роджера; он злился – так же, как и тогда, когда проклял Теда. В окнах гостиной по темной дороге шел Тед в пуштунском платье с винтовкой наперевес. В окнах гостиной виднелись какие-то улицы – возможно, где-то в пустыне. А в окнах третьего этажа… Я не успела различить. Когда я подняла глаза, пытаясь уловить еще один проблеск, то увидела горы.

Их острые вершины, от которых вниз сбегали крутые, изборожденные склоны, возвышались над домом и двором. Я плохо определяю высоту на глаз, но они были просто огромными. Они выше Голубого хребта. Они были похожи на горы Катскилл – гигантские каменные пирамиды, разъеденные тысячелетиями. Из-за разыгравшихся в воздухе красок было сложно понять, какого они цвета, но мне показалось, что я различила песочный, рыже-коричневатый оттенок. Они были… Да как и все горы. Они просто есть. Ничто не имеет такой власти над пространством, как горы – кроме, наверное, океана. Послеполуденное солнце отбрасывало тени на восточные склоны и отражалось от снежных шляп вершин. Я продолжала дышать, но на одно мгновение у меня перехватило дыхание. Я ощущала их. Не так, как Дом – слишком уж сильным было бы ощущение для одного человека, – но того, что я ощутила, было достаточно, чтобы понять, что они были живыми. Или они… В них кипела энергия с грохотом генератора. Были ли это ожившие горы, или же нечто, казавшееся горами, я сказать не могла, но предчувствие, что они являлись чем-то большим, чем кусками камня, было абсолютно чудесным и совершенно ужасающим. Подобное я испытывала с отцом на корабле, но в этот раз чувство было в десять, сто раз ярче. Я не могла убежать от них. Разве от таких громадин можно спрятаться? Часть меня хотела упасть на землю и почтительно преклонить голову.

Хлопнула дверца машины. Спецэффекты фильма, в котором я играла главную героиню, прекратились, исчезли, будто лопнувший мыльный пузырь. Радужная дымка, картины в окнах, обжигающий кожу жар, густой воздух, не говоря уже о вызвавшей все эти картины пленке, облепившей мое тело, – все это улетучилось, напуганное резким хлопком металла. Я согнулась пополам, жадно глотая воздух. Выпрямившись, я увидела, что ко мне направлялся Роджер; на его лице то и дело сменяли друг друга беспокойство и раздражение. Я хотела рассказать ему о том, что видела, но могла только хватать ртом воздух. Горы все еще высились над домом. Но только я поняла, что, да, они действительно имеют песочный оттенок, как уже смотрела на чистое небо. Роджер сказал:

– В чем дело? Что такое?

– Я…

– Ты – что? Ты в порядке?

Я покачала головой.

– Что такое?

Все, на что я была способна, это снова покачать головой.

– Ты что-то видела, да? – с таким же успехом он мог обвинить меня в каком-нибудь неслыханно отвратительном преступлении. Я кивнула.

– Ты снова видела Теда? Или то, что ты называешь Тедом?

Я покачала головой.

– Нет, – сказала я. – Горы. Я видела горы.

– Горы? Что за горы? Опиши их.

– Высокие, как будто из песка. Там, – добавила я, указав на небо за домом.

– Высокие, как Гималаи?

– Не знаю, – ответила я. – Наверное.

Роджер махнул рукой в сторону горы Френчмен:

– И не такую, да?

– Определенно нет.

– Господи, – выдохнул он, – кажется, ты точно что-то видела.

– Да ну? – отдышавшись, сказала я. – И с чего же ты это взял? Потому что я сказала, что что-то видела, или после моих слов о том, что я что-то видела?

– Я о том, что ты увидела что-то очень важное, – сказал Роджер. – Пойдем, я покажу тебе.

Он развернулся и зашагал к дому, забыв про ужин. Я медленно пошла за ним, остановившись у машины, чтобы достать с пассажирского сиденья бумажный коричневый пакет. Забавно, как мы иногда расставляем приоритеты. Войдя в дом, я оставила пакет на одной из тумб в коридоре и поднялась наверх.

Роджер уже был в своем кабинете: он склонился над стоящим слева диваном. Знаешь, за последние недели я столько раз стояла на пороге его кабинета в предрассветные часы, что уже и забыла, как он выглядит при свете дня. Я заглядывала в кабинет по утрам, но вместо того, чтобы окинуть его взглядом, я наблюдала за тем, как Роджер изучал свою странную карту. Вид остался почти прежним – изменения, по большому счету, были незначительными. Шкафы и полки были увешаны еще большим количеством карт, и еще больше точек и отметок соединялись друг с другом нитками. Роджер начал использовать разноцветные. Я не знала, что означают разные цвета. Настольный макет расширился на несколько рядов домов по бокам, и к нему добавилась группа фигурок – судя по всему, нападавших. Вокруг были разбросаны фотографии стандартного размера, на одних был Кабул, на других крупным планом были изображены американские войска.