Геббельс. Адвокат дьявола - Курт Рисс

Двумя днями позже один американский журналист зашел к Бемеру в министерство пропаганды. В приемной он обратился к секретарше, но та удивленно посмотрела на него. «Бемер? Я никогда не слышала о таком. Возможно, вы ошиблись?»

Бемер словно умер еще до суда. И Геббельс и Розенберг просили за Бемера, чем только вызвали неудовольствие Риббентропа. Бемера приговорили к трем годам тюремного заключения. Через год ему разрешили пойти на фронт рядовым. Он попал под разрыв снаряда, и ему оторвало обе ноги до бедра. Через несколько дней он умер в госпитале под Краковом. Во всех некрологах его называли стойким национал-социалистом.

Всего за несколько часов до вторжения германской армии в Россию Геббельс прервал свое молчание. В ночь с 21-го на 22 июня он вызвал руководителей некоторых своих департаментов в Шваненвердер и сообщил им о событии, которое должно было произойти с минуты на минуту. Им не разрешалось ни покидать здание, ни пользоваться телефонной связью, пока Геббельс не велел им возвращаться в Берлин. Он тоже поехал с ними. Они вернулись между тремя и четырьмя утра, а в пять часов Риббентроп созвал пресс-конференцию и объявил о начале вторжения в Советскую Россию. Через несколько часов Геббельс сел у микрофона и зачитал на всю страну заявление фюрера, в котором тот объяснял, почему война оказалась неизбежной. Закончил он весьма многозначительно: «Да поможет нам Бог, особенно в этой борьбе!»

В тот же день Геббельс разослал своим пропагандистам тайное «указание № 13». Оно касалось войны с Россией и было озаглавлено «Ответ Германии на предательство еврейско-большевистского Кремля». Пропагандистам предписывалось представлять войну как вынужденную самооборону. «Вопрос о важности большевистского государства как источника продовольствия и промышленного сырья для Германии не обсуждать и даже не затрагивать… Война ведется не против народов страны большевиков, а против еврейского большевизма и тех, кто его представляет…» И далее: «Еврейско– большевистские главари нарушили договор… Необходимо обращать внимание на неоднократные усилия фюрера, направленные на поиски мира, и на его долготерпение по отношению к постоянным нарушениям договора большевиками».

Геббельс взял на себя руководство пропагандистской войной. Перед ним стояла не просто трудная, а практически невыполнимая задача – за несколько часов добиться того, что требовало многомесячной подготовки. Ему предстояло убедить немцев, что избежать войны было невозможно, так как она была навязана Германии противником.

Через четыре часа после начала войны на восточном фронте он обвинил Советы в том, что они никогда и не собирались «соблюдать условия пакта о ненападении, подписанного с рейхом». Мало того, он особо подчеркивал, что необходимо вести речь не столько о предательстве, сколько о заговоре – «тайном заговоре большевистских плутократов».

В своем стремлении показать, насколько порочен большевистский режим, Геббельс иногда совершал грубые промахи. В указаниях агентам он рекомендовал делать упор на то, что «советскому режиму удалось изолировать страну от внешнего мира». В статье от 6 июля он писал: «Тех русских, которые будут слушать предачи германского радио на русском языке, ждет казнь. Видимо, трусливую шайку кремлевских лжецов терзают мрачные предчувствия. Они догадываются, что уготовила им судьба». И вместе с тем 17 августа он заявил: «Несколько вероломных негодяев, затесавшихся в наши ряды, приговорены к каторжным работам. В них проснулась тяга к знаниям, и они слушали вражеские программы. В высшей степени примечательно, что Лондонское радио встало на их защиту».

Его заявления следовали одно за другим настолько быстро, что немцы невольно вспоминали первое, услышав второе. Случались и другие, не такие вопиющие ошибки. Примером может служить «Сталинская линия обороны». Впервые германская пропаганда заговорила о ней в начале июля. Немцам сообщили, что эта своего рода «линия Мажино» на востоке сооружалась в течение пяти лет. Через несколько дней появились подробности: оказывается, русским удавалось держать в тайне сооружение сложнейших оборонительных заслонов. А 12 июля по радио прозвучало специальное сообщение о прорыве «линии Сталина».

Действительно, в тот период русские постоянно отступали и признавали, что их войска отходят, но никогда ни словом не упоминали о «линии Сталина» по той простой причине, что ее не существовало. Об этом факте передали и радио Москвы, и Лондонское радио. Геббельс пришел в ярость. «В своих радиопередачах и газетных статьях пропаганда Лондона и Москвы хвастливо утверждала, что нам никогда не прорвать «Сталинскую линию обороны», – писал он. – Когда мы взламывали их «линию Сталина», они твердили, что все наши усилия напрасны и они никогда ее нам не отдадут. Теперь, когда боевые действия переместились на восток от «линии», они, наконец, решили открыть нам «истинную правду»: «линии Сталина» нет и не было, а потому и прорвать ее было невозможно»[82].

В той же статье был еще один пассаж, который заслуживает особого внимания. Геббельс снова высмеивает методы британской пропаганды и замечает, что «только англичане могут безропотно с ней мириться». «Если бы мы применяли те же методы к немцам, нас давно побили бы камнями. Даже намек на надежду, которая может не оправдаться в будущем, оскорбляет наш народ», – писал он. На первый взгляд, его слова адресованы Лондону, но на самом деле он завуалированно обращался к Гитлеру.

Гитлер был излишне уверен в победе, а потому давал самые невероятные обещания, да к тому же он заражал своим неоправданным оптимизмом других. Никогда прежде не приходилось Фрицше делать по радио таких хвастливых предсказаний, как в первые месяцы русской кампании. Даже официальные сводки военных утратили обычную сухость, и в них появились едва ли не лирические нотки. Специальные выпуски новостей заставляли думать, что конец войны не за горами.

9 октября было объявлено, что у русских осталось всего две армии, да и те находятся на грани уничтожения. В тот же день Отто Дитрих созвал пресс-конференцию для иностранных журналистов. Он только-только вернулся из ставки Гитлера, где был удостоен долгой беседы с фюрером. Дитрих передал газетчикам его слова: «Кампания против большевиков подходит к концу. Это единодушное мнение военных». В тот же день газеты опубликовали приказ Гитлера, который был зачитан войскам неделей раньше и в котором были слова: «Сегодня начинается великое сражение этого года. Оно принесет неприятелю окончательное и сокрушительное поражение».