Мыслить как Толстой и Витгенштейн. Искусство, эмоции и выражение - Генри Пикфорд

людей» [Там же: 450–451]. «Коротко говоря, по мнению этих теоретиков, аффект обладает потенциалом изменять личность в хорошую или дурную сторону вне зависимости от содержания обсуждения или спора» [Там же: 451]. Ср. определение, данное на первой странице редакционного предисловия к популярному сборнику статей по теории аффекта: «Аффект, в самом своем антропоморфном смысле, – это слово, которым мы называем те силы – интуитивные силы, лежащие ниже сознательного знания, рядом с ним или вообще отличные от сознательного знания, жизненные силы, утверждающие себя за пределами эмоций, – которые способны служить для того, чтобы побуждать нас к движению, к мысли и росту; которые могут также сдерживать нас (как бы сохраняя нейтралитет) через едва регистрируемое нарастание силовых отношений; которые могут даже оставить нас в растерянности перед кажущейся неподатливостью мира» [Gregg, Seigworth 2010: 1]. В последнее время теорию аффекта взяли на вооружение и многие литературоведы, например X. У Гумбрехт [Gumbre-cht 2012], который, используя широкое семантическое поле немецкого слова «Stimmung» (настроение, атмосфера, климат), допускает возможность логически обоснованного перехода от анализа аффективного тона литературного произведения к выводам, касающимся биографии автора (индивидуальное, субъективное настроение), а также преобладающего аффективного Zeitgeist (объективный, коллективный климат).

211

В числе этих исследователей – Д. Робинсон [Robinson 2008], предлагающий более обширную и подробную интерпретацию посредством «гипотезы соматических маркеров» Дамасио; еще один заслуживающий упоминания автор – М. Деннер с его завуалированным обращением к нейронауке: «Мы должны понимать, что искусство производит в сознании реципиента почти физиологические изменения. Если бы Толстой писал сегодня, он, несомненно, заменил бы железнодорожную метафору поезда (когда утверждает, что “искусство приучит людей в действительности, при тех же условиях, испытывать те же чувства”) чем-нибудь вроде “искусство перестраивает нейронные цепочки”. Трудно представить себе более точную интерпретацию сталинского лозунга о художнике как “инженере человеческих душ”» [Denner 2003:285–286]. Метафоры К. Эмерсон указывают в том же физиологическом направлении: она пишет, что «с точки зрения Толстого, каждая важная истина должна проявиться в индивидуальном теле» и что заразительность искусства «почти непроизвольна, как радиация» [Emerson 2002: 238–239].

212

[Damasio 1994: 174]. Цит. в: [Robinson 2008: 29].

213

Сам Дамасио приписывает соматическому маркеру автономную функцию сужения спектра возможных действий человека: «…[соматический маркер] заставляет обратить внимание на отрицательный результат, к которому может привести данное действие, и функционирует как автоматический сигнал тревоги, который говорит: “Берегитесь – если вы выберете вариант, приводящий к этому результату, вас ждет опасность”. Этот сигнал может заставить вас мгновенно отказаться от нежелательного образа действий и, соответственно, выбирать из других вариантов. Автоматический сигнал без долгих церемоний защищает вас от будущих потерь, после чего позволяет вам выбирать из меньшего числа вариантов. Еще остается возможность произвести анализ затрат / выгод и использовать надлежащие дедуктивные способности, но только после того, как автоматический шаг резко сократит число вариантов. Для нормального человеческого принятия решений соматических маркеров может быть недостаточно, поскольку во многих, хотя и не во всех случаях последует процесс размышлений и окончательного выбора. Соматические маркеры, возможно, увеличивают точность и эффективность процесса принятия решений» [Damasio 1994: 173]. Этот фрагмент сам по себе уже намекает на некоторые неминуемые проблемы: если соматический маркер представляет собой благоприятную или неблагоприятную оценку вероятного будущего результата возможного действия, то он все же несет в себе интенциональное отношение (он направлен на этот вероятный результат), а не является чисто каузальным отношением. Если речь идет о чисто каузальном отношении – например, о том, чтобы немедленно убрать руку с раскаленной плиты, – то, по-видимому, ошибочно будет полагать, что в этом случае было принято решение или сделан выбор, и рассматривать движение как направленное на что-то (скажем, результат), а не вызванное чем-то (соматическим маркером как триггером).

214

См. также [Damasio 2003:69–70], где описывается аналогичный эксперимент с плачем и последующим ощущением печали. На сходную тему см. [LeDoux 1996].

215

Дамасио рассказывает о похожих экспериментах П. Экмана, при которых испытуемым давалось указание двигать некоторыми лицевыми мышцами, так чтобы у них незаметно для них самих появлялось выражение лица, характерное для той или иной базовой эмоции, – сразу после этого испытуемый начинал ощущать эмоцию, связанную именно с этим выражением лица.

216

К. Оутли [Oatley 2012] превращает теорию о том, что «зеркальные нейроны» активируются действием и восприятием того же типа действия другого человека, в общий подход к пониманию литературного произведения.

217

См. сходные замечания П. Хакера в [Bennett et al. 2007: 151].

218

[Prinz 2004]; из этой теории Принц впоследствии выводит свою теорию нравственных чувств [Prinz 2007].

219

Это «проблема дизъюнкции», см. [Fodor 1990, гл. 3].

220

Это «проблема семантической неразборчивости». См., например, [Adams, Aizawa 1992: 175–183].

221

Эта проблематика доступно изложена в [Crane 2003, гл. 5]. Более подробные объяснения см. в [Dretske 1988; Loewer 1987: 287–317] (об ошибке в информационной семантике). Общий обзор критики – [Adams, Aizawa] (URL: http://plato. stanford.edu/entries/content-causal/ (дата обращения: 26.02.2021)). Рассмотрев критику в адрес разных причинных теорий, в частности того, что они негласно опираются на семантические понятия, авторы выдвигают теорию Р. Руперта – «лучшую проверочную теорию» для значений терминов естественных классов, в соответствии с которыми «К» как термин некоего естественного класса означает некий естественный класс К исключительно в том случае, если компоненты класса К статистически более эффективно вызывают у мыслящего индивида ассоциации с «К». Если вместе с такими мыслящими индивидами, как Гриффитс и Принц, мы предположим, что эмоции – это естественные классы, это может быть многообещающей теорией для объяснения того, как эмоции могут быть связаны с их каузальными возбудителями. Но обратим внимание, что «лучшая проверочная теория» может быть использована для конкретизации каузальных ассоциаций конкретного говорящего либо конкретного сообщества, и в обоих случаях значение термина естественного класса может варьироваться в зависимости от триггеров окружающей среды – в этом случае значение термина естественного класса будет имплицитно связано с референтным классом, который мы выбираем для описания возможных триггеров окружающей среды. Но определение референтного класса означает включение в натуралистическую во всем остальном теорию интенционального понятия; как отмечает Р. Брэндом, «применительно к выбору референтного класса мы можем найти смысл в идее объективных вероятностей и, следовательно,