Провинциалка в высшем свете. Дым без огня - Елена Малиновская

И леди Патрисия, пылая от негодования, выпрямилась еще сильнее, хотя это казалось практически невозможным. На ее бледных щеках пурпурно заалел румянец возмущения.

— И что в этом такого? — осторожно поинтересовалась я, как-то сразу же запутавшись во всех этих платьях.

Спрашивается, зачем леди Патрисии больше двух новых нарядов за месяц? Например, мой гардероб весьма скромен, но мне хватает. Помогают разные аксессуары. Там платок накинешь, тут брошь приколешь. Глядишь — и уже что-то новое получилось. Что поделать, если финансы моей семьи весьма ограниченны.

— Как — что такое?! — Леди Патрисия даже утратила свою аристократическую невозмутимость и всплеснула руками, явно не ожидая от меня такого вопроса. — А званые вечера? Я же не могу ходить в одном и том же платье на несколько приемов! Меня подруги засмеют! А Томас сказал, что, по его мнению, двух выходов в свет за один месяц — более чем достаточно. И вообще, мол, ему не нравится, что я в последнее время так сблизилась с леди Джоанной. Как будто не понимал, что с родственниками таких людей, как лорд Роберт Гиль, надо водить дружбу. И очень близкую дружбу. Впрочем, к семье Роберта у него вообще весьма предвзятое отношение. Он даже имел наглость обвинить бедняжку Анабель в том, что натворил сам.

Я не удержалась и все-таки хмыкнула. Ага, вот, значит, как. Получается, по извращенной логике леди Патрисии в произошедшей трагедии виновата не дочь лорда Роберта, а ее сын. И все неверие проистекает из тех фактов, что Томас отказался покупать ей больше двух нарядов в месяц, а Анабель — дочь слишком влиятельного человека.

Леди Патрисия посмотрела на меня с нескрываемым подозрением, и я, опомнившись, вернула лицу соответствующее случаю выражение — нечто среднее между сочувствием и изумленным негодованием.

Жесткая складка, залегшая было между бровями женщины, разгладилась. Она позволила себе немного ссутулиться и чуть мягче проронила:

— В общем, как вы видите, мой сын — чудовище. Видимо, ему настолько надоели мои жалобы на постоянное затворничество, что он решил вопрос радикально. Сделал так, чтобы у меня и мысли больше не возникло о посещении светских приемов. К чему мне это теперь, когда я обезображена? Потом вовсе запер меня здесь. Думаю, ему надоело выслушивать мои жалобы. А скорее всего, испугался, что столь отвратительная история станет достоянием общественности, и его предадут всеобщему порицанию.

И протяжно всхлипнула.

Я кашлянула, пытаясь таким образом скрыть смешок. Томас боится порицания? Ну вот теперь я совершенно уверена, что леди Патрисия или нагло лжет, или, что еще страшнее, свято верит в такую интерпретацию событий. Нарисовала в своем воображении картину, которая имеет очень мало общего с настоящими событиями. Но ей выгодно выглядеть в глазах окружающих невинной жертвой, поэтому она будет до последнего отстаивать свою версию.

— Да, ужасная история, — сухо подтвердила я, не имея ни малейшего желания вступать в споры с этой женщиной. Все равно я вряд ли сумею ее в чем-либо переубедить.

По-моему, Томас был не так уж и неправ, когда отправил мать в лечебницу. Все-таки есть в ней что-то не совсем нормальное.

— А теперь, если вы позволите… — начала я и приподнялась со стула, намереваясь покинуть комнату и вернуться к себе.

По-моему, информации мне на сегодня более чем достаточно. Пойду, пожалуй, я отсюда. А то ведь точно не сдержусь и выскажу леди Патрисии парочку «ласковых». Да, теперь я совершенно не удивляюсь тому, что у Томаса настолько тяжелый характер. С такими-то родственниками вообще удивительно, что он еще не кидается с кулаками на прохожих. Что отец, что мать — те еще личности.

Лицо Патрисии исказила гримаса досады. Она явно не желала так быстро расстаться с благодарным слушателем в моем лице. Видимо, знатная дама страдала от одиночества. Вряд ли сиделки имели возможность долго беседовать с ней, поскольку у них и без того забот хватало. Поэтому женщина так обрадовалась, когда я постучалась в ее комнату.

— Но я отомстила сыну! — выпалила она на одном дыхании, испугавшись, что я уйду, и желая привлечь мое внимание чем-нибудь неожиданным.

Я чуть не подавилась. Ого! Вот это новость так новость! Любопытно, и как же именно леди Патрисия отомстила своему сыну?

Я прекрасно понимала, что стоит мне выказать чуть больше интереса, и леди Патрисия вряд ли будет продолжать. Испугается, что сболтнула больше положенного, и постарается замять тему. Поэтому я вскинула брови, выказывая несколько отстраненное удивление, и выразительно посмотрела на дверь.

— Простите, время позднее… — прохладно проговорила я, больше всего на свете опасаясь того, что леди Патрисия согласится со мной и любезно распрощается.

В моей душе сейчас кипела настоящая буря эмоций. Хотелось подскочить к этой высокомерной аристократке, думающей не о благе сына, а лишь о том, сколько нарядов можно купить в месяц, с силой схватить ее за плечи и как следует встряхнуть. Но я постаралась не выдать свои настоящие чувства ни словом, ни жестом, ни случайным взглядом.

— Я отомстила сыну, — чуть громче повторила леди Патрисия, как будто сомневалась, что в первый раз я расслышала ее. — Я наняла девицу, которая должна показать ему, как низко и подло он поступил с матерью.

Мой рот сам собой округлился в немом «о». Она про Джессику? Но подождите, Уолтер при проведении ритуала некромантии сказал, что ее нанял Грегор, отец Томаса. Неужели мертвецы умеют лгать? Странно, до сего момента я была уверена, что это невозможно!

«Скорее всего, Уолтер просто верил, что говорит правду, — пробурчал внутренний голос. — К чему Джессике посвящать его в подробности дела? Настоящие профессионалы, неважно, идет ли речь о наемных убийцах или о аферистах, выдадут имя своего заказчика лишь в крайнем случае. Именно поэтому их так ценят. Наверняка бедняга секретарь сам дошел в своих рассуждениях до имени отца Томаса. А Джессика не стала его разубеждать, чем косвенно подтвердила его выводы. Вот и все».

— Я умею ждать, — зловеще прошептала леди Патрисия. — Как говорится, месть — это блюдо, которое необходимо подавать холодным. Можно натворить много бед на горячую голову и прежде всего навредить себе, а не своему обидчику. Поэтому прежде я продумала план. Затем нашла девицу, известную в определенных кругах колдунью. И попросила ее свести Томаса с ума. Вот ирония судьбы! Он запер меня в этой лечебнице, поэтому я хотела, чтобы он хлебнул из этой же миски полной ложкой. Сам прошел через унижения, которые уготовил для меня.

— Если бы вашего сына признали умалишенным, то ему по суду назначили бы опекуна, — медленно проговорила я и замолчала, ожидая, что леди Патрисия скажет дальше.

— Да, и этим опекуном стал бы мой муж. — Леди Патрисия кивнула с лихорадочным блеском глаз. Затараторила: — Не могу сказать, что я в восторге от своего супруга. Но он очень легко относится к деньгам. Когда они у него водятся, конечно. Не сомневаюсь, что он бы щедро поделился со мной свалившимся на голову состоянием, когда бы узнал, что именно благодаря мне разбогател.