Золотой лук. Книга первая. Если герой приходит - Генри Лайон Олди

Гермий! Со мной бог!

Я в безопасности. «Я, Гермий, сын Зевса и Майи Плеяды, беру тебя, Гиппоной, приемный сын Главка и Эвримеды, под свое покровительство…» А если Гермий не справится с Химерой один, придет Афина-Победоносная. В шлеме и доспехе, с копьем наперевес. «Я буду благосклонна к тебе, Гиппоной, сын Главка…» Два бога, брат и сестра, два олимпийца.

Чего мне бояться?

В темноте хлопал парус, поднятый на ладье смерти. Я огляделся: Гермия не было. Вышел из-под ветвей? Грозит Химере змеиным жезлом?! Я бы не вышел ни за что, хоть ты обещай мне бессмертие и полную корзину вяленых смокв. Но то я, а то бог!

– Гермий? – шепотом позвал я. – Ты здесь? Ты где?

Страшная догадка пронзила меня раньше, чем я понял, что с яблони облетают листья. Невпопад, вопреки естественной смене сезонов, на дерево упала – нет, не Химера, но поздняя осень. Листья желтели: во тьме я не видел, как меняется цвет, но был полностью уверен, что листья желтые, сухие. Они сворачивались в трубочки, шуршали, падали мне на голову, на колени, на землю вокруг меня. Должно быть, ядовитое дыхание чудовища иссушило листву. Я не успел сосчитать до тридцати, когда от кроны дерева остались одни голые ветви. Шатер больше не защищал меня от шести глаз Химеры. Бог больше не защищал меня…

Это было страшней всего. Гермий ушел, оставил, бросил. Это значило, что и Афина не придет.

Иссушить листья? Вынудить их опасть не в срок?

Плевое дело.

Сегодня ночью случилось многое, чего ждал Гермий. Жеребенок – так он звал парнишку про себя – сказал то, что должен был сказать, умолчал о том, о чем должен был умолчать. Это давало пищу для размышлений – не сказать, чтобы очень уж тонких, таких, от которых голова идет кругом. Ладно, какие есть.

Жеребенок? И впрямь, было в парне что-то от юного стригунка. Тощий, нескладный, голенастый. Взбрыкивает по делу и невпопад. Несется, задрав хвост, а напугаешь – и поди пойми, что он станет делать. Удирать со всех ног? Драться? Протянешь кусок соли на ладони, вот он и опять твой.

Приемный сын Главка легко приручался, особенно если за дело брался истинный мастер плетения словес. Это тоже было в числе ожидаемого. Казалось бы, до самого рассвета не случится ничего, что нарушило бы спокойное течение дел.

«Кто обратил на тебя внимание, – спросил Гермий у жеребенка. – Кроме меня?» И, поломавшись для виду, жеребенок признался: Афина. Лгать малыш не умел, зато Гермий умел. Лукавому не требовался ответ. Правда или обман – не требовался, и все тут.

Зачем слова очевидцу?

На городской площади, где Афина вспорола приемному сыну Главка ладонь, а потом долго сравнивала кровь из руки и кровь из источника, присутствовал еще один свидетель – юноша в крылатых сандалиях, со змеиным жезлом в руках. Глупый жеребенок при всех его удивительных способностях – «имя, природа, возраст!» – даже не догадывался о присутствии своего покровителя. Пегас вообще не заинтересовался Гермием: богом больше, богом меньше. Афина? Не будь могучая, рассудительная, проницательная Афина так поглощена выслеживанием крылатого коня, а потом – исследованием чужой крови, она бы, возможно, сумела уловить близкое дыхание брата. Но Гермий готов был поклясться, что дочь Зевса из тех существ, кто не умеет делать два дела одновременно – и не ошибся бы.

Когда в небе над спящей Эфирой проявилась радуга, Гермий в отличие от сестры быстро понял, что происходит. Пегас решил прикончить жеребенка, что же еще! Вступиться за беднягу? Вот еще! Риск для жалкой жизни смертного – дешевая медяшка перед золотым шансом увидеть наконец, кто же явится на помощь приемному внуку Сизифа. Кто схватится с Пегасом вместо намеченной жертвы? Эй, великан, поторопись! Лукавый весь трепетал от предвкушения. Возле источника творилось чудо, воздух насквозь пропитался запахом Океана. Путь из мира мертвой жизни в мир жизни живой – он выстраивался, звенел, обещал прийти к завершению…

Тартар тебя заешь, сестричка!

Кто просил Афину вмешиваться? Не в первый раз сестры и братья срывали замыслы Гермия. Но впервые это случилось так быстро, внезапно – и так обидно.

Все надежды рухнули. Пегас улетел, радуга погасла.

Дальнейшее мало интересовало Лукавого. Кровь жеребенка сохранилась в воде источника? Пегас охоч до этой крови? В букете странностей, каким был приемный сын Главка – еще один, не самый примечательный цветок. Четыре года прошло со дня, когда Гермий впервые заинтересовался жеребенком. Четыре года, как же долго! Вопросы множатся, а ответов нет. Ответ прячется в седой мгле Океана, и что?

Как призвать ответ сюда?!

Сидя под яблоней, выслушивая рассказ мальчишки, Гермий не нуждался в детских признаниях. «Она мне даже руку порезала, ногтем. Кому попало, небось, не стала бы резать!» Такой повод для гордости рассмешил Лукавого. Тем не менее, он сделал вид, что изумлен. Заставил собеседника завершить рассказ об Афине, о ее обещании покровительства – и слушал так, словно его кормили новостями с руки. Если позднее дитя поделится этим с Афиной – отлично! Сестра получит доказательство того, что Гермия на площади не было. Жеребенок в свою очередь получил наглядный урок – ничего не утаивай от бога. Бог все равно доищется, принудит, вызнает.

Все шло по плану, кроме Химеры.

Молния не бьет дважды в одно и то же место. Даже если это молния в руках Зевса – жертва либо сгорит, не дав повода для второго удара, либо увернется, заставив Громовержца метнуть перун вдогон. Гермий знал, что Химера нападает на храмы олимпийцев. Знал он и то, зачем дочь Тифона это делает – оскорбить, разъярить, вызвать кого-нибудь из Семьи на открытый бой. Ищи дураков! Яростный Арей, чья кровь – крутой кипяток, грозился оторвать Химере крылья. Гордец Аполлон обещал завязать Химере змеиный хвост на львиной шее. Артемида возглашала что-то вроде: «Шесть глаз – шесть стрел!» Все угрозы были на словах, до дела не доходило. Никто не спешил лоб в лоб столкнуться с Тифоновым огнем, летающим быстрее ветра. Зевс, и тот предпочитал делать вид, что не замечает дыма на месте святилищ своих детей. Пока не будет решен вопрос с доставкой молний из Гефестовой кузни прямиком в мозолистые руки Громовержца – Химере дозволено летать и жечь.

Храмов, посвященных Зевсу в любой его ипостаси, Химера избегала. В какую голову пришла эта мудрая мысль – львиную, змеиную или козью – неизвестно, но чудовище дарило владыке богов и людей ценный подарок.

Что для владык дороже возможности сохранить лицо? Только возможность сохранить жизнь. Да, жизнь. Возможность ее сохранить – и невозможность, что порой приносит куда большую пользу.

Как кстати!

* * *

– Гермий? Ты здесь? Ты где?

Вопрос жеребенка остается без ответа. Услышав хлопанье крыльев, означающее приближение трехтелого чудовища, Гермий уже знает, что станет делать. Решение он принял, как это делал всегда: без сомнений, без колебаний.