Поход самоубийц - Илья В. Попов

проем последними и за ними тут же последовали подвывающие чудовища. Морган вновь заиграл пальцами по камню, словно на лире, на короткий миг пред их глазами вспыхнули все те же руны — а после тайная дверь начала закрываться. Но не тут-то было. Прущие потоком твари буквально своими телами не давали двери закрыться. Наконец дверь закрылась — и, кажется, они очутились в безопасности.

Птаха прислонилась спиной к стене, утерла со лба пот и огляделась. Они находились в каком-то тесном душном и пыльном помещении. Похоже, когда-то здесь была сторожка или что-то типа того. Возле одной стены стоял стол, который, казалось, готов рассыпаться в труху от одного прикосновения. Вдоль другой стояли ржавые алебарды и мечи. Выход у них был один — через невысокую дверь.

— Нет, хватит с меня пряток, — перебил его Спайк и перехватил топор двумя руками. — Я дрался со святошами, угонял корабль, бился с кракеном, продирался через проклятые джунгли, вел дела с говорящими деревьями, проламывал бошки огромным жукам и чуть не был сожранным какими-то чудиками и лишь ради того, чтобы поиметь возможность надрать задницу какому-то просочившемуся с Той Стороны божку. Поэтому я либо найду его и надеру ему задницу, либо сдохну в попытке это сделать.

Закончив тираду, он решительно двинулся вдоль по коридору и остальным ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

Протиснувшись между Тео и Ленсом, Птаха поначалу не поверила своим глазам, увидав… простого ребенка?..

Пред ними действительно стоял мальчишка лет десяти от роду, не больше. Одет он был в коричневую рубаху, простые крепкие штаны и башмаки с круглыми носами. Каштановые волосы мальца были аккуратно зачесаны на бок, на бледном и чуть вытянутом лице россыпью раскинулись веснушки, в глазах же его не были и капли страха, только лишь любопытство.

— Не иначе как какое-то колдовство, — пробормотал под нос Спайк. — Вот оторви мне член те лысые уродцы, что-то здесь нечисто…

— Что ты здесь делаешь? — как можно мягче спросила Птаха, сделала шаг вперед и присела на корточки.

— Я здесь живу, — ответил мальчик. — Меня зовут Изау. Я — бог.

Глава 27

В стелящемся вокруг бирюзовом тумане Рихтер находил какое-то свое особое очарование. Все в этом смоге казалось… Каким-то другим. Силуэты впереди идущих воинов расплывались и теряли очертания, превращая фигуры инквизиторов в неясные пятна. Изредка краем глаза можно было заметить мелькнувшую тень, а иной раз дуновение ветра приносило чей-то тихий шепот на незнакомом языке.

И Рихтеру отчего-то казалось, что это говорят сами боги, обещавшие ему место подле себя после того, как он выполнит наложенную на него миссию, и поэтому ноги несли его еще быстрее, ибо он знал, что там, в Исслейме, в проклятом городе, он достигнет наивысшей точки своего существования, чтобы переродиться и стать нечто большим.

Однако не все разделяли его энтузиазм. С того момента, как Рихтер со своими людьми вошли в Хворь, прошло… А действительно, сколько времени они уже идут? В какие-то моменты ему казалось, что в синий туман они нырнули всего пару дней назад, не больше. А когда-то он думал, что поход их продолжается не одну сотню лет. Как бы то ни было, от отряда его осталась в лучшем случае треть. Самых стойких, самых верных, самых преданных. Остальные же трусливо сбежали, позабыв все свои клятвы. И если поначалу дезертиров можно было пересчитать по пальцам, то потом поворачивать назад стали целыми отрядами.

Ничего. После своего возвышения Рихтер не забудет никого. Он как Благодетель щедро одарит тех, кто не смотря ни на что остался рядом со своим командиром до конца, как Карательница жестоко накажет всех, кто поступился обетами, и как Судья будет строг, но справедлив.

Видение, посетившие Рихтера в Итесе, не солгало. За весь путь они повстречали лишь несколько умертвий, представляющих собой иссохшие трупы, шатающихся меж домов в заброшенной деревушке, да густую чащу, почерневшие деревья в которой издалека напоминали искореженные людские тела, сплетенные меж собой. Ночью несколько бойцов покинули лагерь и по какой-то неведомой причине направились прямо в сторону странного леса. Наутро прочие инквизиторы обнаружили, что на окраине гущины появилось несколько новых деревцев, очертаниями походивших на их пропавших товарищей.

— Их погубили не демоны или черная магия, а собственное малодушие, — вещал Рихтер, указывая пальцем на ужасающую находку. — Троица послала нам испытание — и выдержали его лишь те, чья вера крепка, остальных же ждет участь хуже смерти. Молитесь, братья мои! Молитесь и помните — сами боги выбрали нас для этой задачи и как бы не тяжела была ноша на наших плечах, мы вынесем ее достойно.

С тех самых пор Рихтер более не услышал ни единой жалобы, ни одного горестного вздоха. Инквизиторы молча шагали вперед, падали, спотыкались, но поднимались и продолжали идти, беззвучно шевеля губами. Пускай лица их иссохли, а кожа, покрытая черными гноящимися струпьями, обтянула скулы, пускай они отплевывались выпавшими зубами и с них клочками слезали волосы, пускай мочились они кровью, а круги под глазами, казалось, были нарисованы углем — но каждый из них упрямо шел в сторону Исслейма. И вот, наконец, впереди замаячили высокие тени стен.

Поначалу Рихтер было подумал, что то очередной морок. Но поняв, что лежавший пред их глазами город более чем реален и они-таки достигли цели, он не сдержал слез радости. Некоторые инквизиторы испустили счастливые вопли, другие начали хохотать, да столь сильно, что уперлись руками в колени, дабы не упасть, кто-то даже попытался завести хвалебную песнь, воздавая богам за их благость, но Рихтер взмахом руки заставил всех их умолкнуть. Где-то там внутри таится враг — Рихтер чувствовал это нутром — и он не собирался давать негодяем еще один шанс уйти у него прямо из-под носа.

В какой-то момент один из инквизиторов отстал, чтобы вытряхнуть из сапога камешек. Услышав позади себя пронзительный вопль, Рихтер резко развернулся — и под ноги ему из тумана выкатилась оторванная голова с выпученными глазами и разинутым ртом.

— Проклятье, — прорычал Рихтер, выхватывая шпагу. — Смотреть в оба!

Инквизиторы застыли на месте, испуганно озираясь по сторонам. Рихтер же напряженно вглядывался в туман и вслушивался в звенящую тишину. Сердце билось так отчаянно, что, казалось, вот-вот пробьет грудь. Язык высох и прилип к небу. В желудке растеклось что-то холодное, мерзкое, похожее на раздавленного подошвой слизняка. Рихтер презирал любителей приложиться к бутылке — нелюбовь к пьяницам кулаками вколотил в него родной отец, любивший после кабака учить сына уму-разуму —