Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - Дэн Абнетт

Те, кого он оставлял позади, понимали, что никогда его уже не увидят.

Если, конечно, будущее не окажется более непредсказуемым, чем они думают.

Малинтер стремительно уходил вниз. Нейл выводил челнок на низкую орбиту, одновременно передавая сигнал на основной корабль.

Согласовав курс на сближение и включив автопилот, Гарлон обернулся в кресле и посмотрел на Рейвенора:

— Он сильно изменился.

Что ты хочешь этим сказать?

— Он был настолько рассудителен, что мне начало казаться, будто он все-таки сошел с ума.

Да, мне тоже так подумалось. Сложно понять, должен ли я верить ему.

— Насчет чего?

Он предупредил меня об опасности, Гарлон. Объяснил, чем мы рискуем.

— Ладно… И что же нам делать дальше?

Продолжим работать. Стараться изо всех сил. Будем верой и правдой служить Императору Человечества… И если все-таки свершится то, о чем предупреждал Грегор, мы найдем способ управиться с этим. Или у тебя есть идеи получше?..

— Ни одной, — признал Нейл, отворачиваясь и опуская ладони на панель управления.

Вот и хорошо, сказал Рейвенор и, развернув кресло, поплыл к пассажирскому отсеку, где его дожидались остальные члены отряда.

Гарлон Нейл вздохнул и посмотрел вперед, на звезды, медленно вращающиеся за иллюминатором.

Будущее по-прежнему было обращено к ним спиной и хранило молчание.

Ни разу за все время беседы мастер Деллак не упомянул рода своих занятий, а положение Валентина Драшера не позволяло задавать вопросы, не относящиеся к делу. Разумеется, мастер Деллак был преуспевающим человеком, одним из наиболее обеспеченных обитателей пыльного Костяного побережья. Драшер имел кое-какие соображения на этот счет, но в итоге решил, что лучше не вдаваться в детали, и просто делал, что велено. Дважды в неделю, по вечерам, он приходил в особняк, расположенный среди холмов, и оказывал услуги за оговоренную цену. И никаких вопросов.

Иногда мастер Деллак добавлял к оплате кое-какие подарки: сырокопченую ветчину, коробку дорогого деликатесного печенья, изредка — даже бутылочку импортного вина. Драшер прекрасно знал, что мог бы выручить за это все неплохие деньги, но оставлял дары себе. Нет, не из-за жадности или желания насладиться изысканной пищей — хотя, видит Трон, Валентин Драшер уже очень давно не мог позволить себе ничего похожего на роскошь, — а из-за того, что еще не был готов пересечь определенную черту. Очень многое в его жизни, включая респектабельность и хорошую репутацию, кануло в Лету. Поэтому он крепко цеплялся за то, что еще осталось.

Кроме того, он был не из числа смельчаков и очень боялся попасться с поличным.

Однажды поздним вечером в лодень Драшер добирался в Калостер из особняка Деллака. Ему приходилось путешествовать пешком, и дорога занимала по часу туда и обратно. Деллак никогда не предлагал отвезти его, хотя мог похвастаться даже личным водителем. Драшер убеждал себя, что подобная прогулка — неплохое физическое упражнение, а упражнения так необходимы людям его возраста. Но домой, на улицу Амона, он всегда возвращался измотанным.

Солнце уже зашло, и небо над небольшим прибрежным городком окрасилось в розовые тона. Узкие темные облака придавали ему сходство с испещренным жилками мрамором. К вечеру поднялся ветер, гоняющий пыль с белых дюн на дороге.

Калостер выглядел темным и мрачным. Скромный и тихий провинциальный городок не знал ночной жизни. Не было никакого способа хотя бы ненадолго отвлечься от его тягучей рутины. Однако в сумке Драшера, помимо гонорара, лежал увесистый кусок свежей грудинки — несколько отличных ужинов.

Улица Амона, застроенная жилыми многоэтажными домами, спускалась по склону от площади Аквилы к старым полуразрушенным верфям и простаивающим рыбокомбинатам. Стены зданий из-за возраста и запущенности приобрели серо-коричневый оттенок, а крыши давно нуждались в ремонте. В воздухе пахло горелой известью. Драшер снимал квартиру на четвертом этаже семидесятого дома.

Массивный черный транспорт с большими хромированными фарами стоял на улице у подъезда. Драшер обратил на него внимание, пока копался в карманах в поисках ключа, но не придал этому особого значения. Он поднялся по узкой деревянной лестнице и открыл дверь. И, только оказавшись в своей маленькой комнате, понял, что он здесь не один.

Незваный гость оказался мужчиной плотного телосложения, с довольно-таки уродливым, ассиметричным и бесформенным лицом, на котором выделялись массивные надбровные дуги. Его темные волосы были коротко острижены. Человек во всем черном — саржевом костюме, застегнутым на все пуговицы, и тяжелом кожаном плаще — развалился на деревянном стуле напротив двери.

— Что вы здесь… — начал говорить Драшер тонким, дрожащим голосом.

— Вы — Драшер? — спросил незнакомец.

— Да. А что? Что вы здесь делаете? Это моя…

— Валентин Драшер? — снова спросил человек, на мгновение переведя взгляд на маленький инфопланшет, который держал в левой руке, — Магос биологис? Здесь сказано, что вам сорок семь. Это правда? Выглядите старше.

— Я — Валентин Драшер, — ответил магос, слишком напуганный, чтобы оскорбиться. — В чем дело? Кто вы?

— Садитесь, магос. Вот туда, пожалуйста. И положите сумку на стол.

Драшер подчинился. У него забрезжила догадка, от которой сердце заколотилось, а на коже выступил липкий пот.

— Меня зовут Фалькен, — представился гость и продемонстрировал удостоверение.

Драшер сглотнул, увидев серебряную эмблему Магистратума с небольшим оранжевым значком подразделения военной полиции.

— Как долго вы живете на Гершоме?

— О, уже четырнадцать лет. Этой зимой будет четырнадцать.

— А конкретно здесь, в Калостере?

— Всего восемнадцать месяцев.

Человек снова заглянул в планшет:

— Если верить базе данных, вы работаете на Администратум и преподаете естественную историю в местном схолуме.

— Все верно. Мои документы в порядке.

— Но вы — магос биологис, а не учитель.

— С моей профессией перспективы трудоустройства на этой планете не слишком радужны. Я берусь за любую работу, какая подвернется. Оплата за преподавание от Администратума позволяет мне иметь крышу над головой.

Человек, назвавшийся Фалькеном, поджал губы:

— Если вам здесь так плохо, то возникает вопрос, зачем вы вообще приехали на Гершом, не говоря уже о том, зачем остались на целых четырнадцать лет.