Иван Калита - Николай Борисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неизвестно, какими именно аргументами или документами князья заставили хана «оскорбиться до зела». Вероятно, самые сильные из них представил Узбеку сам Иван Калита, явившийся в Орду вместе с двумя старшими сыновьями в начале 1339 года. Судя по последующим событиям, можно думать, что речь шла о литовско-тверском сговоре, направленном против Орды. Вероятно, московский князь сумел добыть (или сфабриковать) какие-то документы на сей счет.
Впрочем, речь тогда шла не только об «измене» Александра Тверского. Этот визит Калиты к хану отличался какой-то особой значительностью и торжественностью. По мнению многих историков, князь Иван во время этой поездки не только представил хану своих старших сыновей, но и предложил для утверждения «духовную грамоту» – завещание.
Дальновидный князь Иван включил в свое завещание даже распоряжение о том, что делать наследникам в случае, если татары отнимут у одного из них часть владений. При таком несчастье следует проявить смирение, а пострадавшему выделить понемногу из наделов всех других наследников.
Особый, итоговый характер своей последней поездки в Орду в 1339 году князь Иван мог обосновать только двумя причинами: тяжкая болезнь, предчувствие скорой кончины – или намерение принять монашеский постриг. Вероятно, само по себе заявление Калиты о его намерении уйти с политической сцены было тонко рассчитанным действием. Этот ход должен был произвести впечатление на старого хана, заставить его благосклоннее отнестись к молодому предводителю московского княжеского дома князю Семену Ивановичу.
В ходе недолгого, но весьма важного по своим последствиям визита Калиты в Орду в 1339 году судьба Александра Тверского была предрешена. Хан вновь остановил свой качнувшийся выбор на московских князьях. Его насторожила не только личная неблагонадежность Александра Тверского, о которой так много говорили московские ходатаи. Один из самых выдающихся правителей Орды, хан Узбек умел заглянуть в будущее. Он хорошо понимал, что возвышение тверского княжеского дома неизбежно приведет к усилению антиордынских настроений на Руси. Дело было не в личностях, а в логике политических традиций и геополитических интересов. Тверь уже в силу своего географического положения выступала носителем «западнических» настроений в сообществе земель и княжеств, объединенных под эгидой великого княжения Владимирского. В условиях быстрого усиления Литвы передача великокняжеской власти тверским князьям могла привести к ослаблению контроля Орды над русскими землями. Игра с «помилованием» опального Александра Тверского была затеяна ханом главным образом для того, чтобы дать наглядный урок русским князьям, попугать Ивана Калиту и потешить собственное самолюбие. Теперь эта игра подходила к концу. Продолжать ее было не только бессмысленно, но и опасно для Орды.
Предшественники Узбека на ханском престоле любили создавать на Руси ситуацию двоевластия, борьбы двух соперничавших княжеских группировок. Это приносило ханской казне новые доходы и устраняло возможность объединения страны под единой властью. Возвышение Литвы заставило Узбека постепенно отойти от этой традиционной политики. Теперь Орде нужна была единая Северо-Восточная Русь, покорная Орде, но способная самостоятельно дать отпор Литве на всем протяжении русско-литовских границ. Московский князь Иван сумел убедить Узбека, что именно он и его потомки лучше других исполнят замысел хана. Конечно, Узбек понимал, что никакие клятвы не удержат московских князей от восстания против татар, если Орда утратит свою монолитность и силу. Но хан предпочитал не думать о плохом и гнал от себя черные мысли. В конце концов, он имел право на душевный покой: своим выбором в пользу Москвы хан лет на двадцать отсрочил Куликовскую битву. Не проиграл и князь Иван. Сделав ставку на верность Орде, он помог своему внуку Дмитрию одержать победу на Куликовом поле...
Когда в степи зазеленела первая трава, князь Иван стал собираться в обратную дорогу. Последний раз пришел он в позолоченную юрту «повелителя всех, кто живет за войлочными стенами». Даже в своем роскошном дворце, выстроенном мастерами из Хорезма в центре многолюдной столицы Золотой Орды, хан держал посреди двора походную юрту и часто принимал посетителей именно в ней. Его почерневшее от степного солнца лицо было, как обычно, непроницаемо. Но Калита давно научился и под этой маской угадывать движения души. Сегодня хан был печален и задумчив. Он знал, что видит Ивана в последний раз.
Прощаясь с князем Иваном, Узбек подарил ему на память шапку-тюбетейку, сделанную из искусно спаянных золотых проволочек. В бесконечном кружеве ее узоров словно переплелись нити их общих судеб. Пройдут годы – и тюбетейка Узбека, слегка переделанная московскими умельцами, превратится в знаменитую «шапку Мономаха» – главный символ московской государственности (45, 20). Начисто забыв ее подлинное происхождение, московские придворные книжники составят легенду о том, как византийский император Константин Мономах прислал эту шапку в знак уважения своему внуку, киевскому князю Владимиру Мономаху. Но странный подарок ордынского хана был наделен тяжелой, таинственной силой. И, возлагая его себе на голову в день коронации, московские цари, сами того не ведая, становились наследниками древних повелителей степей...
Князь Иван вернулся в Москву «пожалован Богом и царем» (22, 92). Теперь хан вызвал к себе его тверского соперника. Новгородская Первая летопись под 1339 годом сообщает: «Ходи князь великыи Иван в Орду; его же думою приславше татарове, позваша Александра и Василья Давыдовица Яро-славьскаго и всех князии в Орду. Князь же Александр бе послал преже себе в Орду сына своего Федора, чая оттоле вести; и приела по него цесарь, и поиде в Орду» (10, 349 – 350).
Другие летописи сообщают некоторые подробности этой трагической поездки. Опасаясь, что князь Александр, предупрежденный сыном об опасности, вновь уйдет в бега, Узбек отправил к нему своего посла, некоего Илтэрчея с наказом: «Иди в Русь, призови ми семо (сюда. – – И. Б.) князя Александра, не яростию, но тихостию» (23, 49). Явившись в Тверь, ханский посол стал уверять князя, что «царь» хочет передать ему великое княжение Владимирское. Однако перед этим по обычаю должен был состояться суд, где будут рассмотрены все обстоятельства дела и выслушаны все свидетели.
Версия о суде казалась правдоподобной: в Орду поехали тогда многие русские князья и в их числе все три сына Калиты. Сам Иван остался в Москве, сославшись, вероятно, на недуги.
Тверская разведка имела сведения о намерении хана расправиться с князем Александром. Однако настроения хана менялись, и тверской князь, конечно, не жалел последнего золота, чтобы качнуть чашу весов в свою пользу. После долгих колебаний в самом конце лета 1339 года он все же решил ехать в Орду. У многих было такое ощущение, что они провожают Александра в последний путь. Тверское духовенство во главе с епископом, княгиня Анастасия с младшими детьми сопровождали его по Волге до устья речки Кашинки. Здесь стояла церковь Спаса, в которой отслужили напутственный молебен. Брат Александра Василий Михайлович ехал с ним еще дальше – до Святославля Поля, находившегося, вероятно, на месте нынешнего города Калязина (91, 160). Другой брат, Константин, не смог прибыть на проводы из-за тяжкой болезни, приковавшей его к постели.