Мазепа - Татьяна Таирова-Яковлева

Переход Мазепы к шведам стал хрестоматийной легендой, а для определенного рода литературы — образцом «измены». О моральной и юридической стороне этого поступка мы поговорим ниже. Для начала хотелось бы отметить тот факт, что предварительного письменного соглашения с Карлом XII у Мазепы никогда не существовало, по крайней мере до 1709 года, когда уже постфактум был заключен чисто формальный договор. Не было подписано и договора с Лещинским — имелся только универсал этого короля, привезенный Заленским и зачитанный Мазепой старшине через полгода после этого. До сих пор ни одному историку не удалось найти оригинал договора — ни в шведских архивах, ни во французских, куда попали документы Орлика. Не было найдено и копий — даже русских. Это можно объяснить, с одной стороны, тем, что гетман был крайне осторожен и все свои контакты тщательно конспирировал, а с другой — тем, что переход к шведам вовсе не был для него заранее спланированным и решенным делом. Иначе Мазепа — осторожный и опытный политик — не рискнул бы всем, бросаясь в этот омут без всякого письменного соглашения с Карлом.

В душе Иван Степанович интуитивно чувствовал безнадежность этой попытки. Он не верил полякам и Лещинскому, еще меньше шведам-протестантам и высокомерному юноше-королю. Еще в 1704 году он говорил Жану Балюзу, что Карл «слишком молодой»[658]. С другой стороны, Мазепа понимал, что Гетманщина решением Петра обрекалась на превращение в «выжженный край» и должна была стать буферной зоной в войне со шведами. И даже в случае победного для Петра исхода кампании (в который никто в тот момент не верил, включая самого царя и его окружение) Украине предстояли тяжелые реформы, ликвидация автономии и «казацких вольностей». Поэтому старшина, сторонники «государственной идеи» настойчиво требовали от гетмана посылки к шведам, и он, если не хотел остаться в изоляции, должен был согласиться с их мнением.

Выдающийся украинский историк М. Грушевский упрекал Мазепу за медлительность, нерешительность и колебания, считая, что тот «сам выкопал себе могилу» своей боязливостью. Правда, писал это он еще в конце XIX века и не повторял подобного мнения после 1918 года, когда сам побывал в роле главы государства, лишившегося власти из-за «нерешительности»[659]. Легко обвинять руководителя в ошибках, значительно сложнее самому взять на себя роль лидера.

Долго колеблясь и взвешивая все «за» и «против», Мазепа ушел к Карлу. Он руководствовался не логикой «изменника» — о чем совершенно надуманно кричат определенного рода публикации, — но логикой политика. В пафосном заявлении Ивана Степановича, процитированном Орликом, что делал он это ради всех подданных, находящихся под его властью, их жен и детей, было много истины. Эти же слова повторяли и его ближайшие сторонники в своих обращениях к народу[660]. Хулители Мазепы, объясняя его переход к шведам, обвиняют его в честолюбии. Но такое обвинение явно нелогично: гетман в октябре 1708 года был в весьма преклонном возрасте (написанная им дума, дошедшая до нас, подтверждает, что он размышлял о смерти), обладал огромным богатством, домами и поместьями в Украине, имел дом в Москве и имения в Рыльском уезде, носил титул князя. Какие еще блага мог он искать у шведов, переходя к ним без всякого предварительного соглашения? Наоборот, он рисковал всем ради своих убеждений и идеалов.

Выше мы говорили, что ситуация, когда перед лицом наступления шведов Мазепа заключил с ними соглашение и тем самым пытался спасти Украину от разорения (как русскими, так и шведскими войсками), вполне сопоставима с ситуацией, когда Карл вошел в Саксонию. Мазепа, по сути, просто повторил путь Августа, поставив интересы своего края и своего народа выше союзнического долга. При этом морально гетман был гораздо более свободен в этом своем шаге, чем польский король. Ведь именно Август уговорил Петра начать Северную войну, именно он заварил кашу, а затем капитулировал, обрушив на Россию всю тяжесть противостояния шведской машине. Мазепа, наоборот, с самого начала выступал категорическим противником союза с Августом и войны со Швецией.

Отношения между государствами регулируются юридическими договорами. Украина продолжала оставаться автономным государством, признавая власть царя исключительно на условиях Коломакских статей. Целый ряд пунктов этого договора был к октябрю 1708 год нарушен Петром. Почему-то представляется естественным и оправданным то, что при завершении Северной войны Петр добьется сохранения за собой финских земель и отдаст полякам православное Правобережье. Такая позиция, возможно, действительно соответствовала интересам Российской империи. Но очень странно обвинять при этом Мазепу в том, что он ставил интересы Украины выше интересов империи.

Существует и еще один прием, с помощью которого пытаются доказать правомочность обвинения Мазепы в «измене». Заявляется, что в случае перехода к шведам речь идет о военном преступлении, а следовательно, виновный (виновные) подлежал самому строгому приговору военного суда. Эта логика грешит очень многими натяжками. Никогда Петр и его окружение не считали гетмана военным чином, а Войско Запорожское всегда, начиная с 1654 года, рассматривалось в Москве исключительно как государственное понятие. Поэтому и присягали гетманы за «Войско Запорожское с городами и с землями»[661]. В сохранившихся до наших дней высказываниях Мазепы эта мысль отслеживается очень четко. Он рассматривал себя не как военачальника, но как «государя» подвластного ему края. Поэтому и заботился о своих подданных, их «женах и детях». На самом деле, это была устойчивая традиция, которая имела место со времен Сагайдачного, боровшегося не за сословные казацкие интересы, но за восстановление православия в Украине. В своих универсалах начала XVIII века Мазепа постоянно подчеркивал, что заботится об «отчизне нашей малороссийской»[662]. То есть разделял интересы Украины и России, не считая себя обязанным заботиться об общеимперских интересах. Такое представление полностью вписывалось в общеевропейскую концепцию «государя» начала Нового времени.

Кроме этого, концепция «военного преступления» совершенно не соответствует реальным действиям, предпринятым петровским правительством, в частности — расправам над семьями «мазепинцев» и простыми мирными жителями, о чем речь пойдет ниже.

Самым ярким свидетельством того, насколько далеко было понимание Петром и его окружением психологии украинской элиты и их настроений, — это то, как они встретили известие о переходе Мазепы к шведам. Царь получил срочную депешу от Меншикова в ночь на 27 октября и тут же отослал ответ: «Письмо ваше о нечаянном никогда, злом случае измены гетманской мы получили с великим удивлением». При этом Петр настолько не ориентировался в ситуации, что, предлагая Меншикову поспешно провести выборы нового гетмана, высказывался за кандидатуру миргородского полковника Данила Апостола. Он считал его врагом гетмана, в то время как тот был одним из наиболее близких единомышленников Мазепы и к тому времени тоже уже находился у шведов[663].