Северный крест - Валерий Поволяев

Факт этот вызвал обеспокоенность в Москве на Лубянке. В ЧК хорошо понимали, что за первым террористическим актом наверняка последуют второй, а потом и третий и что именно в такой деятельности и заключается «новая форма бытия русской армии», о которой так много говорил в своём докладе Миллер.

В Москву тем временем поступили сведения о том, что генерал Кутепов настаивает на усилении террористической деятельности в СССР: взрыв в партийном клубе — это, дескать, жалкие цветочки, а должны быть ягодки. Ягод давай! Причём такие, чтобы большевики потели от страха даже во сне.

Однако большевики спокойно, совершенно не потея, приступили к разработке знаменитой операции «Трест», которая впоследствии, как известно, нанесла планам и Кутепова, и Миллера непоправимый урон.

Тем временем совершенно неожиданно в возрасте сорока девяти лет скончался председатель Русского общевоинского союза барон Врангель. Как известно, «свято место пусто не бывает» — его кресло занял Александр Павлович Кутепов, любитель побряцать шашкой и пострелять из маузера.

В годы Первой мировой войны Кутепов был командиром батальона, его наградили Георгиевским оружием и орденом Святого Георгия четвёртой степени, с декабря семнадцатого года он служил в Добровольческой армии.

В марте восемнадцатого года Кутепов получил звание генерал-майора, через год стал генерал-лейтенантом, а в эвакуации, в Галлиполи, был произведён в полные генералы — стал генералом от инфантерии.

Назначение Кутепова на должность обеспокоило Москву ещё больше. Ведь именно этот человек был сторонником терроризма и призывал бороться с большевиками не словами, как это делала значительная часть эмиграции, а оружием.

Но противник у Кутепова был более могущественный, чем он сам, в результате двадцать шестого января 1930 года генерал Кутепов был похищен агентами НКВД в Париже. Доподлинно известно, что вскоре его не стало.

Есть три версии его смерти. По одной версии, он умер от разрыва сердца во время похищения; по второй — скончался на борту судна, идущего в Советский Союз, — умер уже практически в наших водах, когда до Новороссийска оставалось всего сто миль; по третьей — убит во время задержания, когда стал оказывать сопротивление — его ударил ножом в спину французский коммунист Онель, помогавший чекистам. Похоронен же Кутепов был, по этой версии, в пригороде Парижа, во дворе дома одного из агентов советской разведки (об этом, кстати, писал в своей книге один из руководителей наших разведорганов Павел Судоплатов[34], а уж он-то, как никто, знал это совершенно достоверно).

В общем, как бы там ни было, Кутепова не стало.

Кресло председателя Русского общевоинского союза занял Миллер.

Противостояние московских чекистов, имевших хорошую агентуру в среде белогвардейцев, и боевиков РОВСа усилилось. Кровь полилась, как во время военных действий.

В частности, погибла Мария Захарченко-Шульц, по прозвищу «Племянница» — она действительно была племянницей генерала Кутепова (урождённая Лысова) и одновременно очень удачливой, отчаянной террористкой. В одиннадцатом окончила Смольный институт, в пятнадцатом добровольно ушла на фронт, была награждена двумя Георгиевскими крестами, с 1920 года находилась в эмиграции. Несколько раз благополучно пересекала границу и совершала в стране Советов террористические акты.

Десятого июня 1927 года она вместе с двумя боевиками Эдуардом Опперпутом-Стауницем и Юрием Петерсом попыталась поджечь в Москве общежитие чекистов, попытка не удалась — вполне возможно, потому, что Опперпут уже несколько лет был агентом чекистов (первый раз он был арестован, кстати, довольно давно, в двадцать первом году, в двадцать втором стал секретным сотрудником ОГПУ). Пришлось бежать...

Через десять дней Племянницу обнаружили в Смоленской области — она готовилась перейти границу. Понимая, что выхода нет, она обложена очень плотно, женщина поднесла пистолет к виску...

По одним данным Опперпут погиб вместе с ней (есть версия, что Племянница, заподозрив в спутнике предателя, сама застрелила его), по другим — остался жив и продолжал работать на НКВД, в частности, принимал участие в разгроме троцкистско-зиновьевской оппозиции, проявив себя незаурядным провокатором. Опперпут сыграл роль врангелевского офицера, наделённого высокими полномочиями, который помогал оппозиционерам организовывать подпольные типографии, — позже все, с кем он вошёл в контакт, были арестованы чекистами.

Троцкистам же, в свою очередь, в сентябре двадцать седьмого года были предъявлены обвинения в контакте с врангелевцами.

Миллер был противником таких боевых действий, он вообще довольно брезгливо относился к террору и всем иным подобным методам борьбы предпочитал борьбу политическую. Что, кстати, впоследствии сыграло в его судьбе не самую лучшую роль.

* * *

Митя увлёкся работой в газете — она нравилась ему больше, чем работа в штабе у Миллера. Газета — это новые люди, новые знакомства, участие в событиях, о которых потом будет говорить парижская элита... И хотя «Возрождение» была газетой маленькой, эмигрантской, не имела в Париже ни веса, ни популярности, Митя Глотов сумел обзавестись «куп-филем» — специальным журналистским пропуском, этаким «вездеходом», который открывал ему во французской столице едва ли не все двери. Это была очень удобная штука — «куп-филь».

Шестого мая 1932 года ему позвонил знакомый из полицейской префектуры и сообщил новость пренеприятнейшую: только что на открытии книжной выставки выстрелом в упор убит президент Франции Поль Думер[35].

Стрелял в Думера иностранец. У Глотова нехорошо сжало сердце: неужели русский? Он спросил у знакомого:

— Это был русский?

— Не знаю, — ответит тот, — Думер погиб, а кто произвёл роковой выстрел, уже не имеет никакого значения.

— Где сейчас находится убийца?

Знакомый назвал адрес полицейского участка. Глотов помчался туда. Помог «куп-филь». Если бы не эта бумага, Митя вряд ли бы сумел пробиться через заслоны полицейских.