Золото и тень - Кира Лихт

Эванджелина прижалась ко мне, и я тяжело сглотнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

– Торговец богаче двенадцати олимпийцев вместе взятых, – отозвался Маэль.

– Мне все равно, – сказала я. Мой голос дрожал. Я успела полюбить Эванджелину. Она понимает все, что я говорю – как мысленно, так и вслух. Она вписалась в мою жизнь, как кусочек пазла, которого всегда недоставало.

– Эй… – отозвался Маэль, мягко отстраняясь, и смахнул с моего глаза крошечную слезинку. – Не грусти.

– Нет… – Я закинула голову назад, надеясь остановить слезы.

– Некоторым вещам не суждено случиться. Эванджелина нам не принадлежит. Нам нужна была помощь, мы за нее заплатили. На этом все.

– Не будь таким холодным! Знаю, тебе она нравится!

Маэль тяжело сглотнул.

– Конечно, нравится, – он снова погладил меня по щеке. – Я не первый день ломаю голову, пытаясь что-нибудь придумать, но ниче… – Маэль вдруг замолчал, обрывая себя на полуслове, и прищурился. – Секундочку! Придумал. Можно обменять тебя на Эванджелину! Торговец явно от тебя без ума, и…

Я отпихнула Маэля от себя. Тот засмеялся и отступил на полшага.

– Хватит молоть чепуху, – сказала я, скрестив руки на груди.

– Да ладно тебе, – Маэль сократил разделяющее нас расстояние и потрепал меня по волосам. – Смешно же. Улыбнись. Что мне сделать, чтобы ты улыбнулась?

Я не ответила, поглощенная переживаниями об Эванджелине и мыслями о руке Маэля в моих волосах. Надо его оттолкнуть. Сказать: мы – всего лишь «деловые партнеры», а «деловым партнерам» не полагается обниматься, да и вообще касаться друг друга. На моих чувствах достаточно потоптались, и я слишком себя люблю, чтобы соглашаться быть чьей-то игрушкой. Я уже собралась открыть рот, но тут Маэль сказал:

– У нас еще осталось время до встречи с торговцем. Давай заглянем к Эдипу? Ты наконец-то с ним познакомишься. – Маэль растянул губы в широкой улыбке. – То есть познакомишься с ним нормальным. Психа ты уже встречала.

– Да, с удовольствием! – выпалила я быстрее, чем успела осмыслить это предложение.

– Тогда вперед! Там Эванджелина снимет с микросхемы золото, а Эдип сможет увидеть, на что я обменял его боль.

Маэль отпустил меня, отстранился и пошел вперед. Я направилась следом, проклиная себя за то, что скучаю по его прикосновениям.

* * *

Квартира, в которой с недавних пор живет Эдип, располагается в районе, куда родители строго-настрого запретили мне ходить. Выйдя из метро, я поняла почему. По сравнению с этим районом нью-йоркский Бронкс – просто детская площадка. Все вокруг исписано граффити, ветер гонит по улицам мусор, у рекламного столба стоит рваный матрас. К нам с любопытством подошел бродячий пес, взгляд Маэля заставил его убежать, поджав хвост. Перед домами и вдоль тротуара сидели люди, они слушали громкую музыку, переругивались и провожали нас настороженными взглядами. Я вздрогнула, увидев в одном из дворов сгоревшую машину.

– Зачем вы поселили бедного Эдипа в таком ужасном месте?! Ему было бы лучше, останься он на улицах первого округа.

Маэль цокнул языком и весело взглянул на меня.

– Все так плохо?

Я мрачно кивнула.

– На самом деле все очень просто, – сказал Маэль, посерьезнев. – Легко остаться незамеченным, если не привлекаешь к себе лишнего внимания. Но в некоторых местах это невозможно. В благополучных районах все друг друга знают. С тобой здоровается почтальон, соседи спрашивают, как твои дела, а если долго тебя не видят, то начинают волноваться и даже звонят в полицию. Здесь же, – Маэль широким жестом обвел рукой улицу, – всем плевать, что твой труп разлагается у тебя в квартире, пока он не смердит на весь дом. Здешние жители счастливы, если соседи не устраивают по ним пальбу, случайно увидев в коридоре.

– Ты невозможен, – покачала я головой.

Маэль ответил мне мрачной усмешкой, и я продолжила:

– Твой юмор не просто черный, он… он… – У меня закончились прилагательные.

– Очень жизненный, – вставил Маэль. – К слову, о жизни. Мы на месте, – объявил он и добавил, переходя на английский: – Дом, милый дом…

Я смерила взглядом обветшалую многоэтажку и вздохнула.

– Замечательно.

Я задержала дыхание и не дышала, пока Маэль не отпер дверь квартиры номер 126 и не пропустил меня внутрь. В коридоре, как и в лифте, воняло мочой, использованными детскими подгузниками и готовящейся едой.

Здесь, в квартире, пахло свежевыстиранным бельем и жасмином – благодаря трем большим ароматическим свечам.

– Дети! Как мило, что вы решили заглянуть! – нам навстречу выплыл Гермес, за которым тянулся шлейф дорогого одеколона и лосьона после бритья. И снова – переизбыток страз и геля для волос…

При виде своего наставника Маэль заметно удивился.

– Ты же должен быть на встрече.

– Ее отменили, – прощебетал Гермес и приобнял меня. – Печально, конечно, но зато я увиделся с Ливией!

– Здравствуйте, – засмеялась я. – Рада встрече.

Гермес в порыве чувств хотел было обнять Маэля, но отпрянул, увидев выражение его лица. Потом повернулся к нам спиной и обвел рукой узкий коридор.

– Ливия, давай я проведу тебе экскурсию! Там у нас ванная, – Гермес указал на дверь, из которой вышел. – Мне даже удалось разместить внутри стиральную машину и сушилку. – Он вздохнул. – Какое счастье! В противном случае пришлось бы целыми днями обслуживать старика.

Я сочувственно улыбнулась.

– Вы – замечательный человек. Так о нем заботитесь… Это очень мило с вашей стороны.

Маэль тихо фыркнул.

Просияв широкой улыбкой, Гермес сказал:

– Нам сюда!

Мы вошли в большую комнату, разделенную на две части. У правой стены стояла кухонная стойка, посередине – диван, обращенный к левой стене, на которой висели четыре плоских телевизора. По всем шли разные викторины. На диване перед телевизорами сидел мужчина лет тридцати. Я никогда бы не узнала в нем слепого бродягу. Аккуратно выглаженная синяя рубашка, джинсы, современная прическа… От косматой бороды не осталось ни следа. Классический профиль, мужественные черты лица. Эдип оказался по-настоящему красив. Уверена, многие женщины обратили бы на него внимание. Кроме того, он, похоже, прибавил в весе – щеки уже не такие впалые, как раньше. Но сильнее всего меня поразило то, что Эдип прозрел. Шрамы на веках поблекли, а в некогда пустых глазницах горели невредимые глаза.

– Давайте я вас представлю, – сказал Гермес, обернувшись ко мне. – Ливия, это Эдип. Эдип, это Ливия.

Я все еще смотрела на Эдипа как на привидение.

– Здравствуйте.

Но Эдип не обратил на меня никакого внимания. Он гипнотизировал взглядом телевизоры и беспрерывно бормотал: