Кукла-талисман - Генри Лайон Олди

Это следовало прекратить.

Глава семьи посетил едва ли не все храмы в Акаяме, пытаясь обрести помощь. Ему отказывали; случалось, он попадал на шарлатанов, чьи действия стоили дорого, но пользы не приносили. Расширив область поисков, Хасимото-старший объездил остров Госю вдоль и поперек – с тем же успехом, вернее, безо всякого успеха.

Он подал прошение князю и получил разрешение посетить иные острова. Страна Восходящего Солнца еще не стала Чистой Землей, такая поездка была опасной. Глава семьи рискнул и выиграл. Спустя год он возвратился домой и объявил родственникам, что в храме То-дзи близ Киото ему было даровано спасение. В переметной суме Хасимото-старший привез кучу амулетов, потратив на это уйму денег. Когда он назвал родне сумму расходов, кое-кто решил, что за такие богатства согласен видеть какие угодно сны, хоть про ад кромешный, до конца своих дней.

Но можно ли оспорить приказ господина? На это не решился никто. Все обзавелись амулетами, а когда запас их иссякал, гонец отправлялся в благословенную обитель То-дзи за новой порцией оберегов.

Сны сошли на нет.

В стенную нишу поставили статуэтку доброго бога Дзидзо – О-Дзидзо-сан, как почтительно звали его в роду Хасимото – точно такую же, какая хранилась в амулетах, только побольше. Позднее, уже во времена Чистой Земли, наследники Хасимото-старшего недоумевали: почему в качестве божества-охранителя для семьи монахи То-дзи, изощренные в обрядах, предложили именно Дзидзо? Босой или обутый в сандалии, Дзидзо в первую очередь считался хранителем детей, и не просто детей, а тех, кто умер раньше своих родителей.

Если ребенок ушел из жизни первым, обогнав мать и отца, ему не перейти реку, отделяющую мир живых от мира мертвых. Вернуться обратно дитя тоже не может. Оставшись на берегу, он вынужден складывать башни из камней, чтобы спрятаться в них от злых духов. Если злой дух разрушит башню, он пожрет душу несчастного. Но добряк Дзидзо успевает в последний момент – он прячет душу ребенка в складках своих одежд и уносит к новой жизни. Пока дитя не возродится заново, Дзидзо заботится о нем как опекун.

«Дед умер, отец умер, сын умер…» Дзидзо, спаситель мертвых детей, нарушителей извечного, правильного, естественного порядка существования. Проницательные монахи То-дзи умели сложить эти фрагменты в единый узор, в один мешочек с бедой семьи Хасимото. Увы, остальным не хватало проницательности.

Носили обереги, не задумываясь. Помогает? Ну и ладно.

– Теперь этот амулет чуть не задушил моего сына, – Цугава мрачно усмехнулся. – Я начинаю сомневаться в охранных свойствах наших оберегов. Может, велеть всем снять амулеты? Уж лучше кошмары, чем повешенье! От дурных снов, насколько мне известно, еще никто не умирал.

– Вы уверены?

– Да.

– Вам когда-нибудь снились эти сны? Те, о которых вы сейчас рассказали?

– Мне? Рэйден-сан, я с детства ношу амулет. Мне надел его отец, ему – дед. Я повесил амулет на шею своему сыну. О снах я знаю только из семейных преданий. И если честно, не хочу о них говорить.

Я решил рискнуть еще раз:

– Я знаю, что дерзок, Цугава-сан. На службе мне часто пеняли за этот недостаток. И все же я готов предложить вам особую сделку. Сейчас я расскажу про свой необычный сон. Если он совпадет с теми снами, о которых вы слышали в семейных преданиях – мы продолжим наш разговор.

Он нахмурился:

– А если не совпадет, вы немедленно покинете мой дом. И я доложу господину Сэки о вашем неподобающем поведении. Вы согласны?

– Да. Итак, мне снилось, что я – ваш прадед Хасимото Киннай. Понимаю, что это – дерзость превыше той, с которой я начал. Но в снах не выбираешь, что видишь и кем станешь. Вы простите меня за это?

Цугава вздрогнул.

– Продолжайте, – выдавил он.

– Я был вашим прадедом, я бился с врагами. Бился насмерть на горном склоне. Слышал крики женщины, – о том, что именно кричала женщина, когда ее страх сменился гневом, я благоразумно умолчал. – Кажется, неподалеку тоже сражались. Я не все разглядел, но полагаю, там бился юный князь Сакамото. Мне противостоял разбойник с топором. Этого достаточно?

– Даже слишком, – прохрипел Цугава, бледный как смерть. – Зачем вы просили меня поведать вам семейную историю о двух клинках? Вы ведь все уже знали из вашего сна! Вы хотели меня оскорбить? Унизить?!

В своем возбуждении он искал виноватого, желая отвести душу. Никого, кроме меня, рядом не было.

– Унизить вас?

Я изобразил оскорбленную невинность. Собственно, я и не был ни в чем виноват. Не был я и оскорблен, но на это моих скромных актерских талантов хватило сполна.

– И в мыслях не держал! Что вы такое говорите, Цугава-сан? Во сне я видел только схватку на поляне. Да и то до вашего рассказа я плохо понимал, что происходит! Всю предысторию, все, что случилось после, я узнал от вас.

– Простите меня, – остыл он так же быстро, как и вспыхнул. – Я сам не знаю, что творю. Слабое оправдание, но другого у меня нет. Да, Рэйден-сан, это именно тот сон, который мучил нашу семью до ношения амулетов. Спрашивайте, что хотите, я отвечу без колебаний. Если вы велите мне залезть на крышу и спрыгнуть во двор – клянусь, я сделаю и это.

– На крышу? Нет, я предложу вам кое-что более необычное. И надеюсь, что вы согласитесь.

– Все, что угодно!

– Тогда позвольте мне взять с алтаря меч вашего прадеда.

– Я уже позволял вам это. Нет нужды просить снова, я согласен.

– Дослушайте до конца, Цугава-сан. Сейчас я возьму этот меч. Потом я выйду из залы, а вы останетесь здесь. Будете ждать, не последуете за мной, куда бы я ни пошел. И не пошлете вслед за мной кого-то из ваших вассалов. Вы понимаете меня?

– А куда вы пойдете? Этот меч нельзя выносить из дому.

– Я пойду в спальню вашего сына.

– С мечом? В спальню Ансэя?!

– Да.

– Один? А я останусь здесь?

– Да.

– Вы с оружием зайдете в комнату, где мой сын лежит с разбитой головой? Туда, где спит его жена?! Войдете без стука, без приглашения?!

– Да.

– Если это шутка, это глупая шутка. Глупая и опасная.

– Я не шучу, Цугава-сан. И я сделаю это с вашего разрешения.

Вот сейчас он бросится на меня. Повалит на пол, станет избивать, топтать, пинать ногами. Глаза белые, бешеные. Пальцы сжались в кулаки. На скулах заиграли желваки, рот начал дергаться, как у припадочного.

– Хорошо, – сказал Хасимото Цугава, хранитель княжеского меча. – Я даю вам свое согласие. Безумие? Пусть. Разве то, что творится в моем доме, не безумие? Одно безумие можно победить лишь другим, еще более безумным. Делайте, что хотите, господин дознаватель, я не стану вам мешать.