16 наслаждений - Роберт Хелленга

Двадцать девятого мая, накануне торгов, я прилетела из Пизы в Лондон и на метро добралась до площади Рассел. Тони забронировал для меня номер с завтраком в отеле на улице Монтагю, в полуквартале от Британского музея. Я раньше никогда не была в Лондоне. Все, что я знала о городе, я слышала от мамы, которая любила рассказывать о нем, хотя тоже там никогда не была. Но я без всякого труда нашла дорогу от площади Рассела до офиса «Сотби» на улице Нью-Бонд.

Все книги, которые должны были продаваться на следующий день, были выставлены на полках в аукционном зале на втором этаже над широкой лестницей. Я купила каталог и листала его, пока не дошла до Аретино:

Аретино (Пьетро) «I sonetti lussuriosi», латинский шрифт, 8vo, Рим, ф. Биндоди и М. Пазини, 1525, недавно отреставрированный, вместе с «Le preghiere cristiane preparate da Santa Giidiana d'Arezzo», 8vo, Венеция, 1644.

Оба тома, которые переплетены вместе в XVII веке, недавно были отреставрированы. Том Аретино представляет собой уникальное издание 1525 года, содержащее 16 эротических гравюр, выполненных Маркантонио Раймонди по рисункам Джулио Романо, – пять прекрасных оттисков с полями, три из которых расположены в верхних углах. Каждый приблизительно 5*/4 х 7 дюймов, 12,6 16,8 см.

Около половины лотов были из частной коллекции Лорда Крейтона, который был сам реставратором-любителем, хотя его опыт в декоративном переплете нельзя назвать полностью удачным. Дизайну не хватало чувства пропорции, надписи были неровными. Одна красивая альдина была отделана крайне небрежно, хотя это и приукрасили в каталоге.

Некоторые из наиболее ценных вещей – включая книгу о шахматах «The Game and Plays of the Chesse» Кекстона, первый фолиант Шекспира и Аретино – расположились в специальной витрине. Меня несколько удивило, что Аретино был открыт на странице с изображением куннилингуса. Эта гравюра так же четко отпечаталась в моем воображении, как она сама была когда-то оттиснута с печатной доски, но тем не менее я испытала шок, увидев ее. Соединяя фактические линии на странице с линиями в моем воображении, я подумала, охваченная острым приливом желания, о лысой голове Сандро между моими ногами.

Я встретилась с Тони около четырех часов дня, мы выпили по чашке чая в комнате для отдыха персонала и просмотрели стопку газетных вырезок о книге в разделе «новости». В «Литературном Приложении к "Таймс"» была длинная статья об истории книги, где говорилось, что она была внесена в секретный каталог Ватиканской библиотеки, но пропала из виду с 1527 года, через два года после опубликования, и что кто-то проверял закрытые шкафы Британского музея, но ничего не выяснил. Ходили слухи, будто один экземпляр был изъят из Национальной библиотеки в Дрездене в конце восемнадцатого века и уничтожен. Делались предположения, что книга могла быть продана частному коллекционеру, и в таком случае это, возможно, как раз тот экземпляр, который всплыл в Швейцарии. Ничего не говорилось о недавней истории книги, однако Тони рассказал мне, что в «Сотби» появился человек из Итальянского посольства с какой-то официальной бумагой, но господин Хармондсворс удовлетворил его любопытство, сообщив, что данная книга приобретена в Швейцарии, а не в Италии. Как я позже узнала, большую часть той статьи написал сам Тони.

В тот вечер Тони пригласил меня на ужин в «Симпсон», и потом мы прошлись от Стренда назад к «Сотби» и наблюдали, как рабочие сражались с какой-то огромной картиной, пытаясь втащить ее, для чего им даже пришлось выдолбить в стене специальный проем. Они пробовали с помощью лебедок протащить картину через проем, но она не проходила из-за упаковочной тары, и они обсуждали, что делать. Я слишком устала, чтобы дожидаться конца, но, должно быть, они как-то решили проблему, потому что на следующее утро, когда я приехала, картина – «Поклонение Марии» Тинторетто – висела в главной галерее.

Первый день торгов прошел быстро. Аукционный зал – тот же зал, где были выставлены книги, был небольшой, с высоким потолком галереей на втором этаже над лестницей. Люди входили, бродили вокруг, уходили, обычная суета, сопровождающая такого рода публичные мероприятия: мужчины курили сигары, сплетничали, беседовали на узкопрофессиональные темы на нескольких языках.

Тони показал основных дилеров, людей в черных помятых костюмах, братство, внутренний круг. Некоторые имена я слышала в Ньюберри, остальные казались знакомыми по просмотру «Книжной коллекции» и аукционных каталогов «Сотби», так что было интересно совмещать имена и лица. Доктор Вассерштейн, человек купивший рукопись «Кентерберийских рассказов» еще в 1928 году, казался очень старым и уставшим, но Ганс П. Краус, который собирался купить Фиолетовую Библию из Сареццанов 1953-м году и который заплатил шестьдесят пять тысяч фунтов за «Откровение Иоанна Богослова» почти год назад в этой самой комнате, в свои шестьдесят выглядел энергичным. Братьев Мэгг представлял господин Скотт, а Бернарда Кварича – господин Джозеф Мортон, и так далее. Всего их было около дюжины. Как отреагируют эти старики на предложение? В Ньюберри я видела фильм об аукционе в «Сотби» – Доктор Дж. Д. Хансон торговался за Золотую Коллекцию (которую Ньюберри приобрела). Насколько я могла судить, ничего не изменилось. Главные дилеры были все в таких же помятых костюмах и занимали все те же зарезервированные места за большим столом в форме подковы который назывался «загон» и находился прямо перед кафедрой. Остальные из нас – возможно, около ста человек – устроились на раскладных стульях в конце зала, сразу же за последним рядом, лично я – около одного из выходов, на случай если станет плохо с желудком, хотя и приняла дозу каопектата. Дилеры, конечно же, купят многое для собственных торгов. Но на большие предметы они выстроят в очередь богатых клиентов – главные библиотеки, а также частых лиц, желающих стать серьезными коллекционерами.

Когда торги начались, я стала искать модель, следы невидимой руки, управляющей ставками, и рада была увидеть, что редко когда лоты не превышали оценочную стоимость в несколько раз, иногда даже больше. Но я с интересом отметила, что большинство важных лотов, включая Кекстона и фолиант Шекспира, уходили к трем аутсайдерам – трем мужчинам, сидящим на складных стульях в противоположной стороне комнаты, которым, казалось, было все равно, сколько заплатить. Эти люди не сидели один за другим, но они и не торговались друг против друга, и аудитория начала выражать свое недовольство тихим ворчанием. Дилеры ворчали более открыто, поворачиваясь на стульях, чтобы посмотреть, откуда исходят ставки. Доктор Вассерштейн черкнул записку и передал ее через служителя господину Хармондсворсу, тот взглянул на нее, но (насколько я могла понять; не предпринял, ничего.

К тому времени удар молотка возвестил о продаже последнего лота на сегодняшний день. Тони, который все время входил и выходил, выяснил, что три аутсайдера были американцами и кто-то признал в старшем из этого трио члена департамента по инвестициям в искусство банка «Чейз Манхэттен». У «Чейз Манхэттен» была своя корпоративная коллекция предметов искусства. По всей вероятности, они решили также создать коллекцию ранних печатных изданий. В число тех, кого они обошли на торгах, входили – с удручающей регулярностью – господин Скотт, господин Мортон и, конечно же, доктор Вассерштейн и Ганс Краус.