Рассказы о прежней жизни - Николай Самохин

…Через полчаса Серёжа пригнал бульдозер.

Бульдозерист, жилистый, длиннолицый парень, сдвинув на глаза грязную соломенную шляпу, щурился на бараки и плевал сквозь зубы.

Серёжа, на ходу разминая сигаретку, подбежал ко мне. Я сунулся было в карман за спичками, но Серёжа пожелал прикурить от моей папиросы. Он нагнулся, прикурил и – мне показалось – не то чтобы не разогнулся, а как-то присел, втянув голову в плечи, стал вдруг ниже ростом.

– Вячеслав Георгиевич, – зашептал он, глядя на меня снизу вверх, – я сейчас буду говорить, а вы так головой покачайте-покачайте, будто не соглашаетесь, потом рукой махните и отвернитесь.

– Серёжа, рукой-то я, наверное, не сумею, – заволновался я.

– Ну, тогда хоть головой покачайте… Вот так вот. Хорошо… Понимаете, этот гусь просит полсотни, а что тут на полсотни делать? Зацепляй да дёргай. Я ему больше тридцатки не дам… Ну-ка, ещё покачайте. Решительнее… Ага. Порядок…

Бульдозерист всё поплёвывал, не глядя на жестикулирующего Серёжу. Один раз он даже махнул рукой (у него это здорово получилось) и полез было за рычаги, но Серёжа успел схватить его за штанину. При этом он полуобернулся ко мне с выражением: «Вот же народ, что ты с ним будешь делать. Три шкуры норовит содрать».

Я понял, что идет игра в большого шефа, в строгого начальника, достал из кармана крохотную записную книжку и с деловитым видом принялся записывать на чистую страничку таблицу умножения. А поскольку я изрядно подзабыл таблицу, то мне пришлось очень естественно поднимать глаза вверх и морщить лоб – словно я смету подбивал или прорабатывал варианты наиболее эффективного сноса бараков. Может быть, даже обсчитывал какой-нибудь взрыв на выброс. Чем чёрт не шутит? В общем, я всячески старался подчеркнуть, что игнорирую бульдозериста с его людоедскими запросами. Подумаешь, птица! Да мне только свистнуть – десять таких орлов налетит.

Серёжа продолжал торговаться.

Бульдозерист, наконец, плюнул в последний раз длиннее и обречённее – дескать, хрен с вами, с кровопийцами – и пошёл разматывать трос.

…Когда первый барак рухнул, взметнув облако горячей, пахнущей прелью пыли, Серёжа опять подбежал ко мне.

– Вячеслав Георгиевич, вы сейчас обойдите его кругом, похмыкайте так для вида – только ничего не говорите, а потом я вас на платную стоянку отвезу.

…На платной стоянке Серёжа дал охраннику её, худому инвалиду с повязкой на рукаве, двадцать копеек, сказал: «Чао, Вячеслав Георгиевич!» – и убежал. А я остался в машине.

Странной оказалась для меня эта шабашка. Работа уж вовсю кипела, а я не ударил ещё палец о палец. И догадывался, что ударить не придётся. А свой гонорар я получу за исполнение роли начальника, когда трест мой, в лице Серёжи, выполнит план. Сам же Серёжа и подсказал мне эту мысль. Когда там, возле бараков, я сунулся помочь ему и бульдозеристу завести трос, Серёжа бросил на меня такой панический взгляд, что я окаменел на месте. И долго ругал себя за несообразительность. Конечно же, дока-бульдозерист сразу бы раскусил наш манёвр и взвинтил цену.

Много лет назад, когда я был студентом, мы, помнится, тоже ходили на заработки. Сбивали бригаду человек в десять и нанимались разгружать баржу с лесом, углём или цементом. Работали обычно по ночам, к утру возвращались чёрные, как из преисподней, но зато и богатые. Каждый нёс в кармане по пятьдесят рублей, то есть по теперешней пятёрке, а это были такие солидные деньги, которых хватало, чтобы протянуть две недели до стипендии или дважды посидеть в ресторане – на выбор. А сейчас вот, пока я загорал на стоянке, бродяга-бульдозерист отнимал у нас тридцать рублей. На первый барак он истратил пятнадцать минут. Вся работа, стало быть, должна была отнять у него полтора часа.

Тридцать рублей за полтора часа! То есть шесть моих студенческих ночей на разгрузке барж. Ничего себе!..

Солнце основательно припекало сквозь стёкла машины, и, разморившись, я незаметно задремал.

…Разбудил меня Серёжа – запылённый и потный.

– Устали? – заботливо спросил он. – Ну, ничего. Сейчас ещё маленько поупираемся – и на сегодня конец. Я там, Вячеслав Георгиевич, бригаду салажат сорганизовал. Из пединститута парни. Вы их перепишите в блокнотик – фамилии, адреса, – чтоб всё по уму… Да, – вздохнул он. – Придётся, Вячеслав Георгиевич, ещё семьдесят рэ отдать. Их семеро – меньше, чем по десятке на брата, неудобно было предлагать. Или – много? В общем, глядите, Вячеслав Георгиевич. Как скажете…

Серёжа прекрасно освоил роль, которую сам себе предназначил – роль организатора работ, менеджера, – и теперь почтительно советовался со мной – боссом, воротилой, финансодержателем. То, что у «босса» в кармане было только на пачку сигарет, Серёжу не смущало. Впрочем, не смутило это и меня – я великодушно сказал, что по десятке на брата будет, пожалуй, в самый раз.

…На объекте нашем вместо приземистых бараков возвышались холмы безобразных обломков. Всё это предстояло растаскивать, рассортировывать, складировать. «Салажата» ждали нас, рассевшись на ближайшем «холме» – семеро пышноволосых молодцов: бритых, бородатых и усатых, только усатых и только бородатых. Сидели они очень живописно, в разных плоскостях, как «Песняры» на сцене. Так и казалось, что вот сейчас они достанут из-за спин бандуры, ударят по струнам и запоют: «Косил Ясь конюшину…»

Помня о том, что мое молчание – наше будущее золото, я даже рта не раскрыл. Приспособил на капоте блокнотик и приглашающе махнул рукой. Парни подходили один за одним, называли фамилии. Серёжа выдавал каждому пару брезентовых рукавиц (он достал связку их из багажника), не забывая строго предупреждать:

– Рукавицы, товарищи, не бросать. Будем высчитывать.

Фирма была, чёрт возьми, солидной.

Потом Серёжа указал бригадиру – каковым оказался заросший до голубых доверчивых глаз блондин – что куда следует волочь, и велел завтра всем явиться с паспортами.

Дальше всё было просто.

На другой день после обеда мы сдали «объект» представителю «кожгалантерейки». Серёжа с представителем и паспортами студентов уехал на фабрику и через час возвратился, отягчённый полным расчётом.

Невиданные темпы работ, мой интеллигентный вид и Серёжины «жигули» так поразили воображение товарищей с «кожгалантерейки», что они не стали тянуть волынку с деньгами: решили ответить солидностью на солидность.

Первый раз в жизни я выдавал людям зарплату. «Песняры» возвращали Серёже рукавицы, получали взамен паспорта с вложенными в них десятками и, тряхнув кудрями, склонялись над ведомостью.

Через несколько минут Серёжа разорвал эту ведомость на мелкие клочки, мы поделили пополам оставшиеся пятьсот рублей – и фирма без лишних формальностей самораспустилась.

Вся операция не заняла и двух суток, а в карманах у нас лежало по месячному окладу начальника стройучастка. Даже привыкший к лихим аккордным заработкам Серёжа – и тот слегка ошалел. Про меня же и говорить нечего. Мы ехали с места диверсии опьянённые успехом, гордые и снисходительные. Мы чувствовали себя предприимчивыми героями Джека Лондона, только что застолбившими золотоносный участок, и, подмигивая друг другу, распевали весёлую песенку: