Король гор. Человек со сломанным ухом - Эдмон Абу

кусочек уха принадлежит живому существу, тогда я буду просить его приехать в Фонтенбло и помочь нам вернуть его к жизни.

Этот слабый лучик надежды сразу поднял у Клементины настроение, она почувствовала себя гораздо лучше и вновь начала петь, смеяться и беззаботно носиться по тетиному саду и дому семейства Рено. Возобновились приятные беседы, вновь зашла речь о свадьбе, и даже было напечатано первое публичное объявление.

— Наконец-то, — говорил Леон, — я вижу прежнюю Клементину.

Но госпожа Рено, мудрая и всевидящая мать, лишь печально качала головой.

— Все это не совсем хорошо, — говорила она. — Мне не нравится, что моя невестка так озабочена каким-то краси-

вым высушенным молодым человеком. А что будет, когда она узнает, что его невозможно оживить? Опять вернутся хмурые дни? А если его все-таки чудом оживят, то вы уверены, что она не влюбится в него? Ну зачем Леону понадобилось покупать эту мумию? Ничего не скажешь, удачное вложение денег!

В воскресенье утром господин Марту в приподнятом настроении явился в дом семейства Рено и выложил на стол полученный из Парижа ответ следующего содержания:

«Уважаемый коллега!

Я получал ваше письмо вместе с небольшим фрагментом ткани, природу и состояние которой вы просили меня установить. Мне не стоило большого труда понять, о чем идет речь. Выполняя обязанности судебно-медицинского эксперта, мне приходилось решать гораздо более сложные задачи. Вы могли бы не повторять обычное в таких случаях заклинание: “Когда вы изучите эту ткань под микроскопом, я скажу вам, что она собой представляет”. В данном случае уловки были ни к чему: мой микроскоп лучше меня знает, что именно вы мне прислали. Вам известна лишь форма и цвет предметов, а он видит тончайшие структуры, их принадлежность, условия жизни и смерти.

Ваш фрагмент высушенной ткани шириной с половину моего ногтя и примерно такой же толщины пролежал двадцать четыре часа под стеклянным колпаком во влажной среде при температуре человеческого тела и стал мягким и немного эластичным. После этого у меня появилась возможность препарировать его и понять, что я имею дело с кусочком свежей плоти. Затем я рассмотрел под микроскопом каждую из его частиц, которые показались мне существенными или имели отличительную окраску.

Вначале я обнаружил в центре образца тонкий участок, который был тверже и эластичнее, чем другие участки ткани. Он оказался фрагментом хрящевой ткани. Этот хрящ не имел отношения ни к носу, ни к суставам. В нем были четко видны хрящевые волокна уха. Следовательно, вы прислали мне край уха, причем это не нижняя его часть и не мочка, в которых женщины делают отверстия, чтобы вставлять в них золотые серьги, а именно верхняя часть уха, где и располагается хрящ.

Затем я отделил кусочек кожи, в котором обнаружил под микроскопом прекрасно сохранившийся тонкий слой эпидермиса. Дерма со всеми ее бугорочками также прекрасно сохранилась, но главное состоит в том, что вся она пронизана тончайшими волосками, являющимися не чем иным, как пушком на человеческом ухе. У каждого волоска имеется корень, помещенный в фолликулу, а каждой фолликуле соответствуют две ее маленькие железы. Скажу больше: длина каждого волоска достигает четырех-пяти миллиметров при толщине до полумиллиметра, а это в два раза превышает размеры пушка, растущего на женском ухе. Из этого я сделал вывод, что ваш кусочек уха принадлежит мужчине.

Затем я обнаружил, что по краю хряща расположены элегантные завитки мышц ушной раковины, и они также прекрасно сохранились. Под кожей и рядом с мышцами я обнаружил множество нервных сплетений, состоящих из восьми или десяти нервов, у которых волокна находятся в прекрасном состоянии, как будто эти нервы взяты у живого существа или из ампутированной конечности. Надеюсь, вы удовлетворены и готовы просить пощады! Но я еще не все вам рассказал!

В клеточной ткани, прилежащей к хрящу и коже, я обнаружил мелкие артерии и мелкие вены, назначе-

ние которых мне абсолютно ясно. В них содержится сыворотка крови с красными кровяными тельцами. Все тельца имеют правильную двояковогнутую форму. На них не видны зазубрины и их цвет не претерпел изменений, характерных для кровяных телец трупа.

Таким образом, уважаемый мой собрат, в вашем фрагменте я обнаружил почти все из того, что можно обнаружить в теле мужчины, а именно: хрящ, мышцу, нервы, кожу, волосы, железы, кровь и т. п., и все это находится в нормальном и абсолютно здоровом состоянии. Присланный вами фрагмент принадлежит не трупу. Это кусочек живого человека, ткани и жидкости которого не претерпели необратимых изменений.

Примите уверения и проч.

Карл Нибор Париж, 30 июля 1859 г.».

Глава IX МНОГО ШУМА В ФОНТЕНБЛО

В городке мгновенно распространился слух о том, что господин Марту и семейство Рено при содействии парижских ученых намерены оживить мумию.

Господин Марту направил подробный меморандум знаменитому Карлу Нибору, а тот сразу поставил о нем в известность Парижское биологическое общество. Была создана специальная комиссия в составе шести уполномоченных членов комиссии и одного докладчика, получившая задание сопровождать господина Нибора в Фонтенбло. Решено было действовать без промедления, пока дело не получило широкой огласки, в связи с чем выезд комиссии из Парижа назначили на 15 августа. Господину Марту предложили подготовить все необходимое для эксперимента продолжительностью не более трех дней.

Некоторые парижские газеты напечатали сообщения об этом великом событии в разделе «Разное», но они не привлекли сколько-нибудь заметного внимания публики. В тот момент всеобщий интерес был прикован к возвращению армии из Итальянского похода, и к тому же французы не очень доверяют сообщениям газет о том, что где-то должно свершиться чудо.

Но в Фонтенбло все обстояло совсем не так, как в Париже. Мумию полковника видели и даже трогали не только господа Марту и Рено, но также архитектор господин Одре, нотариус господин Бониве и еще десяток важных городских персон. Они в красках поведали о ней другим жителям и даже подробно пересказали историю несчастного полковника. По рукам уже гуляли несколько копий завещания Жана Мейзера. Оживление человека стало главной темой дня, и у дворцового фонтана ее обсуждали с таким же жаром, с каким проходят диспуты в Академии наук. Даже на Рыночной площади велись разговоры о биологических особенностях тихоходок и коловраток.

Тут важно отметить, что в Фонтенбло сторонники оживления оказались в меньшинстве. Несколько преподавателей местного коллежа, известных склонностью к парадоксам, местные любители магии, убежденные в своей способности к столоверчению, и наконец полдюжины седоусых ворчунов, утверждавших, что известие о