Проект «Аве Мария» - Энди Вейер

Похоже, Рокки так и не понял. Страх сна в одиночестве слишком въелся в его мозг. Любопытно… возможно, так у эридианцев закладывался стайный инстинкт. Именно благодаря стайному инстинкту вид становится разумным. И, возможно, этот странный (на мой взгляд) ритуал сна послужил причиной того, что я и Рокки сейчас разговариваем.

Признаю, это было ненаучно. Вероятно, тысячи разных причин привели к тому, что эридианцы стали разумным видом и все такое прочее. И заморочки со сном – лишь одна из них. Но, черт возьми, я же ученый! А значит, имею право выдвигать теории!

Я открываю дверцу в складской отсек и частично просовываю туда шар с Рокки.

– Это небольшая комната для хранения.

– Понимаю.

Вытаскиваю шар обратно.

– Больше комнат нет. Мой корабль гораздо меньше твоего.

– На твоем корабле много науки! – восхищается Рокки. – Покажешь мне все в научной комнате?

– Конечно!

Мы поднимаемся в лабораторию. Рокки вертится, впитывая информацию об окружающем. Я подталкиваю сферу в центр отсека, вплотную к лабораторному столу. Кажется, он из стали, но я не уверен. Большинство как раз из стали. Сейчас выясним.

– Используй магниты.

Рокки прислоняет магнит к пятиугольнику, касающемуся края столешницы. Щелк! Магнит прилипает. Теперь шар зафиксирован на месте.

– Хорошо! – одобряет эридианец.

Прислоняя магниты к одному пятиугольнику за другим по очереди, Рокки перекатывается туда и обратно вдоль стола. Способ не самый изящный, зато работает. И мне больше не нужно придерживать шар руками.

Легко оттолкнувшись от стола, я переплываю в середину отсека.

– Тут полно всякой всячины. Что бы ты хотел узнать для начала?

Рокки тянется рукой в сторону интересующего предмета, но внезапно меняет решение. Потом указывает на другой и снова колеблется. Он словно ребенок в кондитерской. Наконец, Рокки выбирает 3D-принтер.

– Вон то. Что это такое, вопрос?

– Штуковина, которая делает маленькие предметы. Я сообщаю компьютеру форму, а он сообщает этой машине, как ее сделать.

– Я могу увидеть, как она делает маленький предмет, вопрос?

– Машине нужна гравитация.

– Вот почему твой корабль вращается, вопрос?

– Да! – радостно восклицаю я. Быстро же он соображает! – Вращение дает гравитацию для разных научных исследований.

– Твой корабль нельзя вращать, когда присоединен туннель.

– Верно.

Рокки задумывается.

– На твоем корабле больше науки, чем на моем. Тут она лучше. Я приношу свои вещи на твой корабль. Отсоединяю туннель. Ты вращаешь корабль для науки. Ты и я вместе делаем науку, как убить астрофагов. Спасаем Землю. Спасаем Эрид. Хороший план, вопрос?

– Эммм… да! Отличный план! Но как же твой корабль? – Я постукиваю по ксенонитовой сфере. – Человеческая наука не умеет делать ксенонит. Он прочнее всего, что есть у людей.

– Я приношу материалы, чтобы делать ксенонит. Я могу делать любую форму.

– Понимаю, – говорю я. – Хочешь пойти за вещами сейчас?

– Да!

Так я превратился из «единственного выжившего исследователя космоса» в «парня со странным соседом по комнате». Любопытно, что из этого получится.

* * *

– Вы знакомы с доктором Ламай? – спросила Стратт.

– За последнее время я познакомился с таким количеством людей, что просто не помню, – пожал я плечами.

На авианосце имелся лазарет, но он предназначался для членов экипажа. Для нас же на второй ангарной палубе построили особый медицинский центр.

Доктор Ламай сложила ладони в традиционном буддийском приветствии, слегка наклонив голову.

– Рада знакомству, доктор Грейс!

– Спасибо, я тоже, – удивленно улыбнулся я.

– Я отдала в ведение доктора Ламай все медицинские вопросы, касающиеся полета «Аве Марии», – пояснила Стратт. – Она была ведущим научным сотрудником в компании, разработавшей метод введения в кому, который мы и собираемся применить.

– Очень рад, – обрадовался я. – Полагаю, вы из Таиланда?

– Да, – ответила она. – К сожалению, компанию пришлось закрыть. Метод работает лишь для одного пациента из семи тысяч, что существенно ограничивает коммерческий потенциал применения. Но я счастлива, что мое исследование все-таки может послужить человечеству.

– Это еще слабо сказано! Ваше исследование может спасти человечество! – поправила Стратт.

– Вы слишком добры ко мне, – скромно потупила глаза Ламай.

Следом за ней мы вошли в лабораторию. Там на десятках операционных столов лежали бесчувственные обезьяны, каждая из которых была подсоединена к разным вариациям медицинского оборудования.

– Мне обязательно присутствовать? – напряженно спросил я.

– Не обращайте внимания на доктора Грейса, – заговорила Стратт. – В некоторых вопросах… он излишне чувствителен.

– Ничего, я справлюсь. Понимаю, без испытаний на животных не обойтись. Мне просто тяжело на это смотреть, – ответил я.

Ламай промолчала.

– Доктор Грейс, возьмите себя в руки! – рявкнула Стратт. – Доктор Ламай, введите нас в курс дела.

Указав на пару металлических манипуляторов, висевших над одной из обезьян, Ламай произнесла:

– Мы разработали систему автоматизированного наблюдения и ухода за пациентами в коме. Тогда мы рассчитывали на десятки тысяч подобных пациентов. Но этого так и не случилось.

– Устройство в рабочем состоянии? – поинтересовалась Стратт.

– Изначально мы не планировали делать систему полностью автономной. Она должна выполнять рутинные процедуры, но если возникнет сложная задача, система оповестит лечащего врача.

Ламай повела нас вдоль столов с погруженными в кому обезьянами.

– Мы добились значительных успехов в разработке полностью автономной версии. Эти манипуляторы управляются исключительно высокоинтеллектуальным программным обеспечением, написанным в Бангкоке. Система ухаживает за пациентом в коме. Следит за показателями жизненно важных функций, проводит все необходимые медицинские манипуляции, кормит пациента, наблюдает за состоянием жидкостей в организме и так далее. Конечно, лучше бы рядом находился врач. Но наша система лишь немногим уступает человеку.

– Она на базе искусственного интеллекта? – спросила Стратт.

– Нет, – покачала головой Ламай. – У нас нет времени на создание сложной нейронной сети. Мы ограничились алгоритмом, который строго следует протоколу. Он очень сложен, но, конечно, не искусственный интеллект. Нам необходимо иметь возможность проверить систему тысячами разных способов, дабы понять, как она поведет себя в тех или иных обстоятельствах. С нейросетью такого не сделаешь.